Запрещенные файлы.

  • Автор темы sorbifer
  • Дата начала
sorbifer

sorbifer

Member
Сегодняя полазил по сети ,сколько же сайтов заблокировано,теперь...
Просто копирую для всех их содержание.

Количество беженцев, прибывших в страны Европы из Украины с начала российской военной операции, достигло 7 915 287 человек. Об этом говорится на сайте Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ). Только за последнюю неделю число беженцев увеличилось на 18 462.

По данным УВКБ, с 24 февраля 2022 года по 3 января 2023 года больше всего беженцев приняла Россия — 2 852 395.
В число стран, принявших более 100 тыс. человек, вошли:

Польша (1 553 707),
Германия (1 021 667),
Чехия (476 025),
Италия (173 231),
Испания (164 705),
Великобритания (152 200),
Болгария (148 451),
Франция (118 994),
Румыния (106 786),
Словакия (105 205),
Молдавия (102 103).

В национальных программах временной защиты и поддержки участвуют 4 905 293 беженца. В общей сложности с 24 февраля из Украины в соседние страны выехали 17 139 782 человека, в обратном направлении — 9 180 679.



Евросоюз (ЕС) обещал принимать украинских беженцев минимум до марта 2024 года.

Большинство беженцев находится сейчас в соседних с Украиной странах, в основном в Польше, но многие двигаются дальше на запад, в частности в Германию. В Швейцарии статус беженца получили почти 13 000 человек из Украины. «И таких людей будет еще больше», — говорит Андреас Фраймюллер (Andreas Freimüller), соучредитель общественной организации и сайта Campax, помогающих беженцам найти частное жилье в Швейцарии.
Принять украинцев у себя дома смогли уже десятки тысяч самых обычных жителей Швейцарии. «Но если вы не можете предоставить жилье, то можно ведь пожертвовать деньги или одежду. То, что каждый из нас способен сделать для этих людей, может выглядеть очень небольшим шагом, но из таких шагов складывается наше общее дело», — говорит Милена Новак (Milena Novak), 39-летняя гражданка Польши, живущая в Цюрихе, которая уже приютила у себя женщину с двумя детьми. Правительство Швейцарии подтвердило на прошлой неделе, что лица, спасающиеся от войны в Украине, имеют право на получение в Швейцарии временного вида на жительство категории S, которое дает право проживания и работы в Конфедерации. Статус S, первоначально действительный в течение одного года, активирован в Швейцарии впервые с момента его введения в 1990-х годах в качестве ответа на войну в Боснии.

Милена Новак живёт в пригороде Цюриха и она приютила у себя семью украинских беженцев.

Продолжающаяся трагедия в Украине стала в Швейцарии источником и мотивом возникновения беспрецедентной волны солидарности, но при этом у многих возникает вопрос, почему ничего подобного не было в стране в связи с войнами в Сирии или Афганистане. Как говорит А. Фраймюллер, это во многом связано с историческим и цивилизационным контекстом. «Швейцария уже имела похожий опыт приема беженцев после вторжения советских войск в Венгрию 1956 году и в Чехословакию в 1968-м. Мы чувствовали себя тогда напрямую эмоционально сопричастными к этим кульминационным событиям в истории холодной войны». Нечто похожее происходит и сейчас.

При этом «простые жители Швейцарии всегда были готовы принять у себя нуждающихся в защите - это было отчетливо видно и во время так называемого «миграционного кризиса» 2015 года. Но официальный политический курс не всегда совпадал с настроениями в народе». «Всеобщее внимание привлек еще и тот факт, что большинство беженцев из Украины — это женщины и дети, тогда как в случае с сирийскими беженцами речь шла в подавляющем большинстве случаем о молодых мужчинах», — говорит 48-летняя гражданка Франции по имени Лор, проживающая в собственном доме в кантоне Во и также принявшая у себя украинку с маленькой дочерью. Причиной такой ситуации является в том числе введенное в Украине военное положение, запрещающее мужчинам в возрасте от 18 до 60 лет покидать страну, пока на ее территории ведутся боевые действия.


Как конкретно проходит распределение беженцев по частным домам в Швейцарии? Андреас Фраймюллер говорит, что подведомственная ему структура разработала специальное программное обеспечение для помощи в подборе соответствующих мест проживания, однако координирует размещение беженцев НКО Швейцарский совет по делам беженцев. Пресс-секретарь Совета Элиан Энгелер говорит, что существует несколько критериев, среди которых учтены и географические предпочтения, поскольку у некоторых украинцев уже есть друзья и родственники в Швейцарии. Не менее важным критерием является язык принимающей семьи, а также возможность проживания вместе с домашними животными. Их, кстати, в страну пока можно ввозить без обязательного карантина.



Что касается обеспечения безопасности беженцев и противодействия возможным преступлениям, то, по словам Э. Энгелер, Совет проводит тщательную проверку потенциальных принимающих лиц и семей на предмет наличия судимостей. Эта работа ведется совместно с партнерскими организациями Совета, среди которых следует отметить католическую благотворительную организацию «Каритас» и «Швейцарский Красный Крест» (не путать с МККК). Совет по делам беженцев также предоставляет всем желающим контактные номера телефонов, по которым можно звонить в случае возникновения проблем. Работает «горячая линия», которой можно воспользоваться в любой момент. «Каждую семью беженцев будут посещать местные наблюдатели из числа сотрудников наших партнерских организаций на местах», — подчеркивает Э. Энгелер в интервью порталу SWI swissinfo.ch.

Государственный секретариат по делам миграции (SEM) планирует организовать онлайн регистрацию для украинских беженцев.

По ее словам, принимающие семьи должны предоставить жилье как минимум сроком на три месяца, и если по завершении этого периода дальнейшее пребывание новых жильцов будет невозможно, то Совет поможет с их переселением. В идеале принимающие семьи должны обеспечивать украинских беженцев жильем до тех пор, пока те не станут финансово независимыми и не смогут найти себе жилье самостоятельно. Отвечая на вопрос о том, как справляться с психологическими травмами людей, пострадавших от развязанной в Украине войны, Э. Энгелер говорит, что люди по-настоящему травмированные, а также несовершеннолетние дети без сопровождения взрослых, жить в частных домах не будут.

Финансовая поддержка оказывается беженцам по линии предоставления вида на жительство категории S, то есть за счет прежде всего кантональных бюджетов. Дополнительно кантоны (субъекты федерации) могут своей властью принимать решения о выплатах принимающим семьям. В рамках усилий по обеспечению безопасности беженцев из Украины Совет по делам беженцев советует им не принимать сразу любые частные предложения о размещении. Милена Новак, например, сначала зарегистрировалась на сайте Campax, но в итоге она приняла семью, которая связалась с ней напрямую через социальную сеть Facebook.

«Хватит того, что есть»
Милена понимает, что существует необходимость реализовывать «процедурные действия» с целью предотвратить преступную торговлю людьми и сексуальную эксплуатацию. Но она говорит, что социальные сети порой дают возможность куда оперативнее реагировать на нужды беженцев. Частные инициативы тем самым в Швейцарии массово не поощряются, однако и Милена, и Лор являются примером положительного опыта помощи жертвам военной агрессии. Сейчас всего в Швейцарии в распоряжении беженцев находятся потенциально около 60 000 койко-мест.

Лор также сначала зарегистрировалась на сайте Campax. Но потом она увидела в сети Facebook, что один житель ее города уже собирается забрать себе несколько семей беженцев на границе и поселить их у себя. Она обратилась к нему с предложением самой приютить одну из семей. Связавшись затем с Campax, Лор получила «зеленый свет». Лор говорит, что сама обеспечивает все повседневные нужды поселившихся у нее украинских беженцев. Женщина (53 года) и ее дочь (16 лет) живут сейчас в ее гостевой комнате. Ходатайство властям о предоставлении ей финансовой субсидии она не направляла, полагая, что им хватит того, что есть, по крайней мере на несколько месяцев.

Сейчас ее больше всего волнует, как помочь вновь прибывшим беженцам обеспечить себе свою собственную финансовую независимость. Лор надеется, что ВНЖ категории S будет выдано им как можно скорее вместе с талонами на питание и другими субсидиями. Милена и Лор говорят, что счастливы принять у себя беженцев. Местный муниципалитет также проявил необходимую оперативность и украинские дети сразу начали посещать местные школы. «Это очень позитивный и полезный опыт и для самих жителей Швейцарии», — говорит Лор.

На rue des Cheminots (улице Железнодорожников), 39, у входа в современное административное здание на северной окраине французской столицы стоит довольно длинная, но, впрочем, в меру, очередь из людей, которые смогли уехать от … в Европе. «Ви тiлькi прийшли? Ви тоди будете за мною». Люди стоят, чтобы получить вид на жительство и место жительства.

Ну, или только «вид»: мало кто решил воспользоваться «романтической» возможностью поселиться в Париже ради того, чтобы поселиться в Париже. В основном здесь те, у кого во Франции — друзья, родственники, знакомые.

Внутри миграционного центра — вежливая забота: стараются чиновники, волонтеры (есть россияне), сотрудники благотворительных организаций. Внутри есть все: еда и напитки для людей, корма для животных (многие люди — с переносками), игровые комнаты для детей… Дети рисуют: «МИ ЗА МИР!», «Украiнi слава!», много жовто-блакитных флажков, радуги, мир…

И меня никто не гонит. Вечером накануне пытался пройти в большой спортзал гимназии у Восточного вокзала, где открыли круглосуточную «ночлежку» для тех, кто только-только приехал, у кого еще нет документов и кому негде жить, — меня не пустили. Словосочетание «газета из России», упав в уши охранника, опустило передо мною шлагбаум. Объяснения и звонки в пресс-службу не помогли. Мне лишь пообещали изучить, что там за российская такая газета, и потом, может, перезвонить. Объяснили: «Поймите, люди очень травмированы… Не нужно их беспокоить, понимаете?..» Я сказал, что знаю украинский. «Мы подумаем», — ответили. Думают еще.

Сегодня «проще»: можно подойти к очереди на улице. Но и украинский часто не помогает. Люди измотаны. Не хотят вдаваться в подробности того, что только что пережили…

Семья из Николаева. Женщины разных лет. Бежали под обстрелами. Потом ехали в Молдавию, потом по Европе: с 7 по 13 марта — Румыния, Венгрия, Швейцария, Франция.

Сейчас отстоят очередь, получат вид на жительство и поедут к знакомым на север Франции, в нормандскую деревню.

— Расскажите, — прошу. — Если хочется высказаться, что вы видели.

— Очень страшно. Стреляют, бомбят. Воды нет, продуктов нет…

— Игушки нет, — говорит маленький мальчик.

— Игрушек нет, — поправляет семья хором. Они на все вопросы отвечают немногословно и почти одинаково.

— Маленького дома нет нашего, — говорит самая активная женщина, с глубокими впадинами под давно не спавшими глазами.

— Вы жили в частном доме?

— Да, у нас БЫЛ частный дом.

***
Лене, которая когда-то жила в Горловке, лет сорок. Много лет живет во Франции: училась на менеджера, работает femme de ménage, то есть убирает квартиры. Пришла продлить вид на жительство, заодно — помочь знакомым, бежавшим из Украины. Лена немного путается в мыслях. У нее одни родственники — в «ДНР», в Горловке, другие рядом — в Бахмуте на подконтрольной Киеву территории Украины.



Бахмут она по-старому зовет Артемовском. «Они почти не видятся, там очень трудно, там такие блокпосты, сразу могут расстрелять», — говорит Лена про своих родных с «обеих сторон».

Она, кажется, до того, как началась эта не гибридная уже, а совсем открытая, чудовищная … (слово, запрещенное российской властью), была скорее «пророссийским» человеком. За последние 20 дней в сознании Лены, кажется, произошел перелом. «Я просто не понимаю. Всех украинцев гонят — уже три миллиона беженцев, смотрите. А сколько погибло? <…> Вот здесь сейчас стоял в очереди мой знакомый, он гражданин Марокко, он из Харькова, студент, женился там. Говорит: «Там просто бомбы летят и летят, мы бежали куда видели». Они взяли по сумке… Там все осталось у людей. У меня племянница с Харькова тоже убежала с маленьким чемоданом. В Турцию. Через Западную Украину, через Польшу… Она в подвале сидела в Харькове. Там же эвакуировать запрещают! Как же так?! — уже приближается к слезам Лена.

— Мы жертвы. А что мы сделали?! Там знаете как у нас сейчас говорят? «Русские солдаты! Уходите, пожалуйста.

Ну зачем вы пришли на нашу территорию? Не надо нас стрелять! Мы сами разберемся в своей стране. Мы хотим жить! Возьмите вот чай, кофе, покушать, только уходите…»

«Мы хотим по советскому режиму жить, — продолжает Лена, и тут же переходит к главному. — Зачем он это делает?! Вы понимаете? Знаете, Бог уже плачет… Так нельзя с людьми! <…> А что у вас, в Москве, там нет проблем? У вас там бабушки бедные, пенсии маленькие. Что, нельзя было решить в Москве какие-то проблемы? А теперь я поняла: он просто завидовал нам. Что мы ни у кого ничего не просили, что мы свободные. И неизвестно, сколько эта … [слово, запрещенное российской властью] продлится. Может, еще пять лет продлится! Никто не знает, что у него на уме… Он, видимо, считает, что он прав?!»

Лене нужно как-то успокоиться. Она идет к огромным бакам с наклейками: «ВОДА», «ЧАЙ», «КОФЕ». «Я думала в первые дни, что это сон», — говорит, наливая кофе. Все так говорят сейчас, думаю, Лена.

***
Надя Рыбачок. Молодая женщина: один ребенок, кроха Тимур, на руках, второй, уже мужчина лет девяти (возраст забыл спросить, прости, Марк), идет рядом — с огромным баулом в руках. Ищут, где сделать «фото на документы»: «Нам сказали, где-то рядом…»



Разговорились на украинском:

— Мы приехали с Волыни, Луцк, это Западная…

— Там еще ничего не было?

— Было. У нас бомбили аэродром. Рядом с нами… Три дня назад. Мы выехали раньше — 27-го. Здесь живем у знакомых — больше недели.

— Кто-то остался в Украине?

— Мама. Она врач. Анестезиолог. Она не хочет ехать. Она там сейчас нужна… Уже привозили раненых в больницу.

Анестезиолог не хочет уезжать, хотя удар по аэропорту долетел до ее дома:

— Мама рассказывает: как начало бахкать… Стекла повылетали в нашем доме. Ударной волной. Посуда вся попадала. Ночуют в подвале… Мама в таком стрессе… Какие-то окна позаменяли уже, какие могли… Это просто ужас. А мой брат двоюродный — он военный. Так он был на аэродроме — сейчас лежит в больнице. Ранило осколком. Мы с детьми добирались машиной через Польшу. Двое суток жили в машине на границе, чтоб границу пройти.

Сейчас нам нужно найти фотоавтомат (фотоматон). Спрашиваю дорогу у темнокожих мужчин, которые целый день стоят в одной точке неподалеку от метро. Торгуют чем-то, наверное. Мужчины, увидев женщину с двумя маленькими детьми и баулами, кажется, теплеют. Подробно объясняют: идите так-то и так-то до следующей станции метро Marx Dormoy, там есть фотоматон.

Идти — около километра. Надя и дети совсем устали. Занимаем друг друга разговором, Марк уступает мне сумку.

У Нади Рыбачок образование психолога. Училась в Крыму, только получила диплом в 2014-м — и пришлось бежать. Через месяц, говорит, уехать уже было бы трудно. Сразу не приняла «русскую весну». «Уезжала — везде красно-сине-белые цвета, везде Путин, каждый билборд… И ничего больше. Зомбиленд».

Теперь Z достает уже западных окраин Украины. «Мне самой сейчас нужен психолог, — улыбается она. — Сутками не спишь… Я не могу уснуть даже здесь: мне кажется, сейчас что-то будет».

Проходим церковь Saint-Denys de la Chapelle, на ней — табличка, посвященная Жанне д’Арк: 8 сентября 1429 года она здесь провела ночь в молитве перед алтарем Святой Девы накануне похода на удерживаемый англичанами Париж. Говорю, чтобы найти какую-то надежду: «Жанна д’Арк боролась с иностранными захватчиками. В итоге захватчики были изгнаны». Марк улыбнулся. А мне опять стало тошно…

Фотоматон был на станции метро — как и обещали наши торговцы. Но сфотографировать ребенка, которому чуть больше года и который вообще-то сейчас должен был спать в своей кроватке в Луцке, а не «бегать» на руках у мамы через всю Европу, почти невозможно.

Съемка становится му́кой.

— Смотри, какие мультики, Тимур! Глянь, какие мультики! — говорит мама.

Тимур вместо этого нажимает кнопки фотоматона. Мотает головой… Знать не знает и понимать не понимает, что после 3… 2… 1, вспыхивающих на экране, нужно замереть. Поэтому на первом фото мы видим только чуб Тимурчика. На втором — подбородок… На третьем — ничего не видим. После трех попыток начинаем процедуру заново, автомат требует…

— Дивися, де ляля? Де лiтачок? — мама пытается отвлечь Тимурку телефоном. Потом — шумом шаркающих ниже вагонов метро: Чуєш — поiзд iде?..

Съемка не дается, скоро Тимурка начинает плакать. Надежды на удачный кадр рушатся. Как и на то, что мы сегодня успеем сделать документы.


Подходит мужчина. Терпеливо ждет, вежливо улыбается. Мне неловко, говорю: «Нам тут еще минут 20 минимум…» Ничего, пытайтесь, отвечает. Потом оказывается, что он — работник, обслуживающий фотоматоны… Успокаивает: «Вы не волнуйтесь, к таким маленьким детям отношение не строгое, принимают не обязательно хорошие фото…» Проблема в том, что и через 15 минут фото нет никаких… Не понесешь же фото чубчика. Специалист предлагает: «Нужно махать рукой рядом с объективом, но только прямо сразу перед съемкой, чтобы мальчик не успел отвлечься на что-нибудь еще». На второй раз трюк срабатывает. Фото Тимурки с открытым ртом и склоненной набок головкой наш фотоматонщик признает за подходящее. Типа, сойдет. Он что-то быстро начинает крутить ключом в автомате, говорит «Платить не надо» и через полминуты, открыв машину, вручает нам фото бесплатно.

— Это украинские беженцы, — говорю, чтобы он понял, насколько же он молодец.

— Я понимаю, — улыбается. Фотоматонщика зовут Брюно.

В миграционном центре все фото признают подходящими.

Пока подготовят документы, Надя с детьми идут в детскую комнату на втором этаже, где можно рисовать и складывать лего. В комнате — штук двадцать маленьких детей. Еще столько же — на первом, где с детьми рисуют педагоги.

На стене уже вернисаж. Те самые МИ ЗА МИР, радуги, флаги, принцессы… Эти дети в большинстве выехали в самом начале … (слово, запрещенное российской властью).

Над залами второго этажа стоит густой запах валерьянки. Это — взрослые.



Кот Мили сидит в переноске на первом этаже. Но я пока не знаю его имени, а потому спрашиваю хозяйку. У меня дома тоже русский голубой, говорю. Седая женщина не может говорить. Приходит дочь, которой немота передалась: мы с ней переписываемся по телефону. Дочь зовут Алена. Она беременна. Пишет: «Мы с Мили и мамой уже переезжали восемь раз, теперь будет девятый. Кот настрадался…» «Сколько лет?» — спрашиваю. «Тринадцать. Мечтаю, чтобы дожил до 20».



«Рассказывает», как добирались: «Мы ушли с Киева 25 февраля, на второй день … [слово, запрещенное российскими властями], потом в Хмельницком ночевали, потом ехали через границу в Польшу 24 часа, потом Люблин, потом Варшава, пожили у говорящего в квартире…». Теперь Париж. Ожидание, пока заселят в гостиницу. Ковид, мест много.

Министр внутренних дел Франции Ж. Дарманен сказал, что страна уже в ближайшие дни готова принять 100 тысяч беженцев с Украины, а потом — «даже больше, если понадобится». Но дала Франция документы пока меньше чем 5 тысячам украинцев (из 13 тыс., зарегистрированных на границе, — не сравнить с польскими миллионами): кто-то уехал в Британию или Испанию, кто-то еще не пришел оформлять вид на жительство.

Все-таки — очереди: этот пункт на севере Парижа без устали работает с 9 до 18, принимает людей «до последнего» (из тех, кто успел войти). В среду, 16 марта, откроют вместо этого центра гораздо больший, в выставочном центре на юге города, а пока — здесь.

Французы, как и большинство европейцев, с больши́м сочувствием и пониманием относятся к приему людей, бегущих из Украины.

…Я прошу у женщины в жилетке Armée du Salut корм для кота Мили с пониженным процентом белка — находится три вида. И даже одноразовые картонные мисочки есть.



Мили ест. В центре тесно, я выхожу на улицу и сразу натыкаюсь на русского волонтера (хотя, конечно, большинство — украинцы и французы). Данил, 19 лет, студент-юрист, учится в Нантере. Родился во Франции. Мама — москвичка. Данил — гражданин Франции и России. Действующую (точнее, не ведающую, что творящую) российскую власть не то чтобы ненавидит — это какая-то смесь абсолютного неприятия с недоумением.

«У людей травма, … . Люди плачут. Я сам такого не ожидал. Я им так сочувствую…» — говорит о беженцах. Подходит украинская женщина, просит набрать адрес в гугл-картах, не понимает французские буквы…
 
sorbifer

sorbifer

Member
Более трёхсот беженцев из разрушенного Мариуполя прибыли в Приморье, где их поселили в поселке Врангель – в 200 километрах от Владивостока в пункте временного размещения (ПВР). Беженцы говорят, что из пересыльного пункта в Таганроге отправились в столь дальние края они добровольно, потому что здесь им пообещали льготную ипотеку и большие, чем в других регионах, подъёмные. Реальны ли эти обещания и что ждет беженцев в Приморье – в репортаже корреспондента Сибирь.Реалии.

"Украинцы Родину защищают"
21 апреля в поселок Врангель (около 18 тысяч жителей) поездом из Таганрога прибыли 308 беженцев из Мариуполя и самопровозглашённой "ДНР", в том числе беременные женщины, старики, инвалиды и 90 детей. Школьники уже ходят на занятия, но со следующего года их, как сказали родителям, переведут на класс ниже. Из-за русского языка.

– Все наши дети хорошо говорят по-русски, но пишут с ошибками, потому что учились на украинском, но нам сказали, что им надо подтягивать русский язык и как-то по-другому преподавать им историю. Как по-другому её будут преподавать, мы не знаем, – рассказывает мама одного из школьников. Многие здесь, соглашаясь поговорить с журналистами, просят не называть свои фамилии. Опасаются "сказать что-то не то", "подставиться", "создать себе проблемы".

Всего в Приморье 14 пунктов временного размещения беженцев – во Владивостоке, Находке, Артёме и Уссурийске. Во Врангеле в ПВР временно превратили трёхзвездочный гостиничный комплекс "Восток". Вход и выход свободный, на первом этаже дежурят два сотрудника МЧС и Росгвардии, проходить в здание не мешают. В холле на диванах дети собирают конструктор. В курилке поодаль от входа разговорились с мужиками про войну.

– У меня на руках девочка умерла, – говорит молодой парень Саша. – На куски её разорвало, а я стою, у меня руки в крови.

– Дай Бог, чтобы никто такого больше не видел, не пережил, дай бог... Если вы это прошли, как вы можете это кому-то желать? Как вы тогда людьми можете называться? – говорит другой беженец Алексей. Он был чемпионом Донецкой области по армрестлингу, учился на электромонтера в Высшем металлургическом училище, держал свой маленький магазинчик часов и браслетов, даже планировал легализоваться в налоговой. Во Врангеле он с родителями, младшим братом и бабушкой (она сейчас в больнице с пневмонией).

Гостиница ВостокГостиница "Восток"
– Я хорошо лично жил, – Саша до войны работал на "Мариупольском металлургическом комбинате им. Ильича" (не путать с "Азовсталью"; это разные заводы, принадлежащие одному собственнику. Прим. СР). Он пока не решил, останется ли в Приморье. – Понимаешь, сам я из–под Горловки (город в Донецкой области, частично с 2014 года контролируется "ДНР". Прим. СР) . Уехал оттуда, потому что этот ё***й блокпост – постоянно оттуда что-то летело, бах-бах постоянно. Да какая разница, чьё оно? Летит что-то, значит, надо тикать! Просто вот – жили не тужили, понимаешь? В Мариуполе – нормальная работа, нормальные условия жизни, нормальное всё. Нормально можно отдохнуть. Что-то тебе захотелось, ты всегда можешь себе это позволить, потому что у тебя нормальный уровень жизни. Началась война. Вот сейчас Мариуполь – это украинцы сделали со своим городом? Украинцы понятно, они свою Родину защищают, они у себя дома. Они ж не приехали в Ростовскую область там воевать, разносить что-то…

Ещё один обитатель центра временного размещения Андрей – постарше. И тоже работал на заводе им. Ильича. Показывает фотографию: на фоне многоэтажки с пламенем в окнах догорают его легковушка Volvo и соседский микроавтобус Volkswagen. На втором фото пылает дом.

– У меня дом возле воинской части, – говорит Андрей. – Начались прицельные обстрелы жилых домов. Сколько детей погибло! Людей хоронили прямо во дворах, воду из луж пили. Мы были мишенями, просто-напросто мишенями. За 8 лет власти не построили в городе ни одного бомбоубежища. Если Украина заявляла, что ведет войну с Российской Федерацией, а Мариуполь – прифронтовой город, то как так можно было? И мэр на вторые или третьи сутки сдрыснул из города и заявил: "Кто хотел, тот выехал!" Как так можно?

К разговору присоединяется Родион. Он здесь с супругой, тёщей и тремя детьми. Рассказывает, что на нескольких направлениях выезжающие из города автомобили с мирными жителями подвергались сильным обстрелам.

– Мы попытались попасть в один из коридоров. Нас не выпустили. Собралась там колонна машин… Выехать мы смогли только со стороны Мелекина и не видели никаких войск до самого "ДНР" – хотя ошибаюсь, там были чеченцы вроде. В ту строну кое-как тоже можно было выбраться. Но всё равно на свой страх и риск. Машины без фар, где-то пешком приходилось выходить, – вздыхает Родион.


Спрашиваю, надеются ли вернуться когда-то обратно. Отвечают, что некуда: дома больше нет, "Мариуполь разбомбили, постараемся устроиться в России". Андрей говорит, что "пока не решил, но вообще-то в Приморье не нравится, хочется в Польшу или Германию".

https://www.sibreal.org/a/pochemu-slova-o-tom-chto-rossiya-nikogda-ne-nachinala-voynu-nepravda/31835365.html
После полудня беженцы собираются к обеду. Питание трёхразовое, для детей есть ещё и полдник. Говорят, что "кормят прилично". Кроме еды и крыши над головой дают единовременную выплату в 10 тысяч рублей на карточки Сбербанка, которые беженцам оформили в Приморье.

К зданию постоянно подъезжают машины. Гостей здесь хватает – приезжают городские и краевые чиновники, работодатели, волонтеры- приморцы, которые координируются через чаты, собирают деньги и вещи беженцам.

Из-под бомб и обстрелов люди бежали в чем были, некоторые даже не взяли с собой документы. Волонтёры привозят для беженцев еду, одежду и обувь, лекарства, игрушки, канцелярию, предметы личной гигиены, подгузники. Женщины радуются самым простым вещам: маскам, кремам, косметике. Есть и специфические запросы. Студентке 2-го курса архитектурного Владе нужна "канцелярка" для учебы, от ластиков и карандашей до чертежных принадлежностей.

Пятиклассник из 306-й комнаты, когда мы приносим пакеты с вещами для его семьи, рассказывает, что учится в музыкалке и уже два месяца не играл на пианино… Есть люди, которым нужны лекарства, но их просто нет в местных аптеках – тогда волонтеры ищут аналоги. Курящим нужны сигареты. "Общую", не адресную, гуманитарную помощь складывают под лестницу: здесь можно взять кроссовки, сланцы, еду для животных (в ПВР с хозяевами приехали 20 собак и кошек).

– А что, на меня что-нибудь есть, девочки? – спрашивает мужчина лет 60. Волонтеры говорят, что можно посмотреть в большой коробке, туда складывали всё, что не попало в адресную помощь.

– Я вчера взял кроссовки, моего размера не было, давят, – говорит парнишка. – Сейчас посмотрю, эти оставлю.

– У сына было с собой только две футболки. Вторая уже протерлась, – женщина средних лет берет чёрную безрукавку из ящика. Рядом подросток лет 12.

– Как я начала этим заниматься? – рассказывает волонтер Инна. – Просто увидела на местном новостном портале новость, что везут беженцев, поселят во Врангеле, дадут по 10 тысяч единовременной выплаты. Я ужаснулась. Посёлок на краю мира, 10 тысяч рублей выплат. Как с такими стартовыми возможностями можно построить новую жизнь даже психологически не травмированному человеку? Не говоря уже о людях, которые бежали от войны. Они тут поначалу дрались за первую помощь, которую привозили волонтеры. Ничего у людей не было. Написала в твиттере, что буду помогать, пока не знаю, как и чем, но буду помогать. Мне стали писать такие же неравнодушные, и все завертелось.

В первую очередь мне пришла мысль обеспечить беженцев сотовыми телефонами. Пропавших во время переезда на Дальний Восток родственников можно также искать в волонтерском чате. Будут ли давать беженцам постоянное на самом деле жилье и где – не знаю. Как долго им разрешат жить в ПВР – тоже вопрос открытый, сведения самые разные поступают. Пока занимаемся обеспечением самого необходимого. Составляем списки, закупаем и собираем вещи, технику, медикаменты и постепенно подвозим в ПВР. Экстренных больных (онкология) сразу от государства отправили на осмотр. У одной женщины был сломан зубной мост, мы как узнали об этом, стали искать возможность свозить ее на консультацию к стоматологу и как-то двигать это дело. До этого она даже поесть нормально не могла, – говорит Инна.

"Мамочка, пообещай, что мы не вернемся"
Те, с кем мы разговариваем, уверяют: на Дальний Восток из Таганрога они поехали добровольно, потому что только здесь, по их сведениям, есть хоть какая-то программа поддержки переселенцев, а ещё им обещали льготную ипотеку под 2%. Но её, как выяснилось уже после приезда, дают не всем, а только молодым семьям.

Власти также обещают: те, кто останутся в Приморье, официально получат "временное убежище". И тогда можно будет участвовать в программе по переселению соотечественников, что предполагает "подъемные", 164 тысячи рублей на каждого члена семьи. Но, если ты вступил в эту программу, то обязательно оформление гражданства РФ и проживание в Приморье не менее трех лет.

Ещё переселенцам здесь обещают сертификат – 570 тысяч рублей на каждого члена семьи на покупку, строительство жилья или ипотеку, но опять же только после получения российского гражданства. Семье из трех человек на дом в селе этих денег хватит, но там трудно найти работу.

В холле – десятки объявлений. Как получить банковскую карту, как обменять валюту, в том числе украинскую (курс 2,5 рубля за гривну, ограничение до 8000), как получить выплату в 10 000 рублей, когда и где задать вопросы про оформление временного убежища. Тут же – объявления от работодателей. Некоторые уже устроились: учительниц "забрали" в школы края, кто-то нашел работу в общепите, кто-то в торговле. Но большинство пока в поиске. Мужчины в основном в растерянности: как быть, если предлагают зарплату в 25–30 тысяч, а съемное жилье на семью обойдется в 20?

Екатерина Андреева приехала в Приморье с пятью детьми, мужем, золовкой и её ребенком. Андреевы жили под Мариуполем в поселке Калиновка, в окрестностях которого расположены военные базы. 24 февраля они перебрались в город к сестре мужа. У неё была квартира в пятиэтажном доме с укрепленными подвалами. В одном из них семья пряталась больше месяца. Чтобы добыть еду, мужчины, рискуя, выходили из подвала в город.

– Когда запасы воды закончились, стали сливать её с системы отопления, отстаивали, фильтровали, кипятили, таким образом и выживали. 13 марта по двору был удар, много раненых и погибших. Среди убитых был муж золовки. Мой муж получил осколочное ранение в челюсть. У него теперь нет нижних зубов, челюсть переломана в трех местах. Мы под обстрелами отвели его в больницу, там ему наложили швы. Есть он почти не мог, – говорит Екатерина.

6 апреля около 70 человек вышли из подвалов, добрались до села Виноградное.

– Когда мы бежали из Мариуполя, на улице трупы лежали, разорванные тела. Дом в Украине, 140 квадратов, разбитый, машины разбитые, квартира золовки уничтожена, сама она мужа потеряла. Мариуполь уничтожен. Там невозможно жить. Мы выходили из подвала, там во дворе шесть неразорвавшихся снарядов торчало. Там ходить страшно по улицам, не то, что жить. Младшая дочка сказала: "Мамочка, пообещай нам, что мы больше сюда никогда не вернемся". Постараемся остаться здесь. Возвращаться нам теперь некуда, попробую здесь устроиться продавцом, может быть, с ипотекой что-то получится, – говорит Екатерина.

Из Мариуполя семью Андреевой отвезли в фильтрационный лагерь, а после в Таганрог. Там беженцам предложили два варианта: ехать либо в Псков, либо во Владивосток.

– Мы слышали, что Псков – городок маленький, военный. 12 апреля в полночь мы сели в поезд до Владивостока. А что нам было делать?

Волонтер Александра Ткаченко – украинка, которая сейчас координирует помощь беженцам во Врангеле. Сама она временно обосновалась в Германии. Термин "беженцы" Александра не использует, поскольку считает граждан Украины депортированными в Россию. В контакте с российскими коллегами Ткаченко помогает украинцам, оказавшимся в Приморье, переехать в страны Европы.

– Я переезды в Россию не организовываю, наша страна считает это кражей людей. Я помогаю украинцам выехать из Приморья. Потому что люди оказались там в состоянии шока. Когда ты задаешь людям вопрос напрямую: "Вы там по своей воле?" Они отвечают: "Ну, мы сами выбрали поехать на Дальний Восток". В итоге, когда начинаете общаться, многие рассказывает, что в Мариуполе они сидели в подвалах. К ним подходили какие-то люди и говорили: "Либо вы сейчас едете на фильтрацию в ДНР, либо остаетесь здесь". И конечно, они ехали. Потому что когда у человека грудной ребенок, родители, еще кто-то, он в состоянии стресса поедет хоть на Северный полюс.

Почему их называют "депортированными" – потому что у людей нет выбора. Если бы было, например, два коридора – в сторону России и на Запад, то была бы эвакуация. А так – депортация. Дальше уже в России им дают выбор, куда ехать: Казань, Тольятти, Владивосток. Многие выбирают Владивосток из-за моря, кто-то – потому что у него там когда-то жили родственники. То есть здесь выбор – это выбрать направление, куда ты поедешь в России.

Люди напуганы. Сначала, когда к ним пришли волонтеры, они стали рассказывать что-то про батальон "Азов". Как по книжке. Когда им сказали, что это волонтеры, все в порядке, они стали нормально разговаривать. Есть базовая методичка, что нужно говорить, чтобы к тебе не цеплялись.

По словам Александры, несколько десятков человек из Приморья уже уехали в Финляндию, Латвию, Эстонию, Германию и Польшу. Также временное убежище предоставляют Дания, Швеция, Швейцария, Великобритания, но туда сложнее добраться.

– Когда беженцы приезжают на место в России, власти не обеспечивают их всем необходимым. Я не буду говорить про все ПВР, но на Дальний Восток им не привезли вообще ничего. Там люди дрались за гуманитарку. Не было одежды, памперсов для детей, носков, трусов, денег, чтобы купить булочку. Денег с собой ни у кого нет, потому что если у кого-то гривны и остались, их в России не меняют.


В России им обещали рабочие места, но, как я понимаю, это возможно только в том случае, если они захотят принять российское гражданство. У людей нет выбора. Они будут вынуждены согласиться. Кто-то грезит тем, что местные власти выполнят свои обещания: предоставят гектар земли, материнский капитал 600 тысяч, подъемные. Но пока оказалось, что спустя три недели после прибытия многим даже паспорта не отдают, которые они отдали для перевода.

Многие хотят теперь перебраться в Европу?

– Да, желающих в Европу уехать много. Кто-то боится, потому что ему кажется, что там его никто не ждет, что им никто не поможет, что они не справятся с языком. Им страшно. У кого-то нет информации, поэтому он не может решиться. Многие люди вообще не знают, что такое возможно. У кого-то нет документов, а без них выехать из страны очень сложно. Для тех, кто соглашается, мы организовываем билеты, приезд за этими людьми, сбор вещей, чемоданов и так далее. Ищем им жилье, а по приезде оформляем временное убежище и другие документы. Российские власти выезду пока не препятствуют, хоть за это спасибо, – говорит Александра.

https://www.sibreal.org/a/zhelto-siniy-flag-na-balkone-v-novosibirske/31824850.html
"Донбассу лучше не стало"
57-летний Геннадий Яковенко вместе с семьей и их соседи покинули убежища в Мариуполе 9 апреля и пешком пошли в Виноградное, где располагается блок-пост войск "ДНР". Накануне их район обстреляли кассетными бомбами, использование которых запрещено международной конвенцией 2010 года.

– Кошку в Мариуполе пришлось оставить, а собаку – той-терьера – несли с собой до Виноградово и уже там отдали людям, потому что не знали, что с нами будет. Жалко, конечно, она 10 лет с нами прожила. Мы раньше жили так, что ни в чем себе не отказывали. У меня – хорошая пенсия, у дочки – она работала инженером – хорошая зарплата, частный дом. С 28 февраля, когда начались обстрелы, мы стали жить в подвале. Кто в нас стрелял я не знаю. Мы в подвале сидели, а на снарядах не написано, кто куда стрелял. Хоть мы не очень верующие, читали все время "Отче наш". Еду готовили на костре в перерывах между обстрелами. 30 марта я на несколько минут вышел наверх, посмотреть, что с домом после очередного обстрела. И тут в окно снаряд влетает. Меня взрывной волной в коридор выкинуло. Я чудом жив остался, а дом разрушился.

В Таганроге его семье предложили выбор: Киров или Приморье.


– Выбрали Приморье, поскольку там, как нам объяснили, действует программа по переселению соотечественников. Нам обещали по 170 тысяч подъемных на каждого члена семьи, а также жилищный сертификат на 1,8 млн рублей. Мы приняли решение за несколько часов. Но если бы нам в Таганроге дали хотя бы два-три дня, чтобы опомниться, прийти в себя, думаю, мы бы все-таки Киров выбрали. Уж сильно далеко заехали. Мы привыкли жить в большом городе, а здесь поселочек махонький, городки тоже, – говорит Геннадий. – Поначалу мне дом снился, обстрелы, летящие ракеты. Потеряли мы всё, остались как бомжи. Это тяжело себе представить. Сейчас кошмары перестали сниться. У жены до сих пор тревога, она всего боится. Обратилась к психологу МЧС, который здесь работает. И буквально через полтора часа из Находки приехал врач-психотерапевт. Пришел к нам в комнату, поговорил с супругой, посадил нас с ней в машину и повез по поселку, по бухтам, по красивым местам, чтобы мы отвлеклись от всего. Люди очень хорошие тут, всё понимают, помогают.

Геннадию, который в Украине был слесарем, предложили работу в Спасске-Дальнем (около 200 км от Владивостока). Семья планирует съездить туда пока "на экскурсию".

– Сегодня мы подумали, что, может, нам в Европу выехать, в Германию, например. Но наши сбережения на карте, которые были в гривнах, мы обменяли на рубли. Я зашел в банк узнать, можно ли рубли перевести в евро, но мне ответили, что нет. Это нас остановило. А больше всего я бы хотел вернулся в Мариуполь. Душа очень болит, и тянет туда, на родину. Но нет возможности. И дома нашего тоже больше нет.

"Мы стали бомжами"

Елена Якименко в Мариуполе работала в медицинском пункте завода "Азовсталь". 30 марта в их частный дом попал снаряд, после чего он буквально "сложился". Якименко бежали из Мариуполя всей семьей: в России Елена с мужем и дочкой, ее двоюродная сестра с мужем, а также их знакомый.


Из Украины выбирались долго: сначала 10 км шли пешком до деревни Ляпино, потом автобусом их отвезли в Безыменное, где пришлось ночевать кому на школьной парте, кому на полу. Из Старошебеево, где проходила фильтрация, семью доставили в Таганрог, а позже – в Приморье.

– Решение поехать на Дальний Восток я приняла необдумано, второпях, на третий день после того, как вылезла из подвала. Я была голодной, грязной и напуганной. Да, меня заинтересовала ипотека под 2% – это хоть какая-то возможность купить жилье. Но уже в дороге узнала, что ее дают только молодым семьям до 35 лет. Сразу начались сомнения, опасения и страдания… Если бы вернуть время назад, то, конечно, я бы не поехала так далеко. Просто я не знаю теперь, как и куда выбраться отсюда. Россию я не знаю. На душе постоянная боль и тоска. Понимание того, что ты бомж. И помощи ждать неоткуда, – говорит Елена.

По ее словам, в поселке Врангель к беженцам относятся хорошо.

– Но жить в гостинице "Восток" разрешили только месяц. Где дальше жить, если не будет работы и денег, никто не говорит. Комнаты, в которых поселили, большие, хорошие, питание трёхразовое. Плохо, что всего две стиральные машинки на триста с лишним человек. Стирать приходиться ночью, так как большая очередь. Все наши вещи остались под завалами в Мариуполе. Мы писали список, что нам нужно, но пока никто не привез ничего, а то, что привозят, я получить не могу, не пробиться через толпу. Возвращаться нам в любом случае некуда. Мы стали бомжами, лишились всего: дома, работы, машины, друзей, близких. Рухнула наша цивилизованная жизнь, считаю, что не стоило так нас освобождать. Было ли от кого нас освобождать? Лично меня в Украине никто не притеснял, я жила спокойно. Простые люди жили обычной жизнью: дом – работа, работа – дом.

По словам замглавы администрации Находки Яны Ветровой (эту информацию получили от неё волонтеры), жить в гостинице переселенцы с Украины смогут полгода. Но, по её же словам, "в интересах края – помочь найти им работу, чтобы люди смогли снять жилье, так как содержать 300 человек в этом ПВР обходится бюджету в 20 000 000 рублей ежемесячно".


"Беженцы покинут Дальний Восток"
Глава муниципального округа Гагаринский в Москве Елена Русакова подключилась к межрегиональной координации помощи беженцам.

– Когда в соцсетях мелькнуло сообщение о том, что 311 человек прибыли в Приморье, я поразилась: зачем их так далеко отвезли? На мой пост в соцсетях откликнулись жители Приморья. Местные жители с недоумением отнеслись к идее привезти в их регион эвакуированных: в Приморье не все так хорошо с работой и зарплатами.

Беженцы, с которыми я переписывалась, упоминают, что им рассказывали о льготах по программе переселения соотечественников из-за рубежа: 170 тысяч подъемных, 600 тысяч на жилищный сертификат, дальневосточный гектар. И сейчас они переживают, что эти обещания могут быть не исполнены. Пока никаких видимых признаков того, что с ними, как с организованной группой, работают по программе переселения, нет. Поэтому люди тревожатся.

Адаптироваться без специальной поддержки в Приморском крае сложнее, чем в центральной России. Поэтому у меня начинают спрашивать: "А где в России крупные предприятия? Может, мы туда поедем?". Там полно энергичных людей, которые не сидят, сложа руки. Они на самом деле хотят работать. Они ради этого и поехали в такую даль, думали, что смогут на Дальнем Востоке лучше устроиться и больше зарабатывать. Вполне возможно при этом, что кто-то поехал на Дальний Восток просто по инерции, вместе с другими беженцами. Волонтеры и психологи, работающие с эвакуированными, говорят, что многие из них находятся в состоянии шока и с трудом принимают решения. С такими людьми и семьями нужна очень аккуратная индивидуальная работа. Опыт показал, что это под силу только волонтерам.

– Почему государство, приглашая беженцев, не может организовать им помощь должным образом?

– В госзакупках на прием граждан, вынужденно покинувших территории Украины и ЛДНР, предусмотрены расходы только на проживание, питание, перевод документов и средства гигиены по минимуму. Там не говорится, например, ни о снабжении одеждой, ни о лекарствах. Но в целях пропаганды некоторые чиновники стремятся показать, что беженцы окружены заботой и ни в чем не нуждаются.

Несколько дней назад я поддержала просьбу приморцев и открыла сбор в ФБ на разные нужды для тех, кого привезли во Врангель. Цель была собрать 150 тысяч рублей, но за сутки прислали 235 тысяч. После закрытия сбора какие-то пожертвования еще продолжали поступать. Это все не пропадет, потому что у людей новые потребности постоянно обнаруживаются.

– С чем сталкиваются беженцы в других регионах?

– К нам идут жалобы на то, что очень долго оформляют полисы ОМС в силу бюрократических процедур. Людям надо получать медобслуживание, принимать лекарства, в том числе рецептурные, а они даже первичный медосмотр пройти не могут. В отдельных ПВР Рязанской области и Таганрога жаловались на то, что еда скудная, порций не хватает.

В Уфе, Самаре, Нижегородской области нашлись ПВР, где руководство отказывалось пускать волонтёров – стали пускать только после жалоб. Из Рязанской области были жалобы эвакуированных на то, что их заставляют подписывать какие-то непонятные обязательства: не оформлять статус беженца или не выезжать за пределы региона. Сейчас стараемся организовать проверку по этим жалобам, – говорит Елена Русакова.

На Дальнем Востоке действуют две жилищные программы: "Дальневосточный гектар", "Дальневосточная ипотека" под 2%, программа по переселению соотечественников. По словам демографа Алексея Ракши, переселенцев на Дальний Восток привлекали надбавками и отправляли по разнарядке и при советской власти: нужен был персонал для многочисленных оборонных предприятий. С развалом СССР надбавки ушли в прошлое, а высокие цены и суровый климат остались.

– Так что уже в конце 1980-х отсюда начался отток населения, – говорит Ракша. – Пика он достиг в начале 1990-х, а далее стал замедляться. Люди продолжают уезжать, но не больше, чем из Поволжья (кроме Татарстана) или из Кузбасса. Большая часть самой мобильной части населения, кто хотел и мог, с Дальнего Востока давно уехали. И теперь размер населения региона больше соответствует его экономическим и социальным потребностям. Он уже не является настолько избыточным. Во многом именно поэтому попытки заново заселить сюда людей, "поправить демографию" в целом не дали большого результата. Программа "Дальневосточный гектар" в этом отношении почти не сработала. Программа привлечения молодых специалистов, вроде "земского доктора", программы переселения соотечественников принципиально не повлияли на ситуацию. Если сегодня мы отправим на Дальний Восток беженцев, то вероятность, что большая часть новых переселенцев спустя какое–то время будет вынуждена покинуть регион, как это когда-то сделали местные, крайне велика. – говорит Ракша.

Одним из условий программы "Дальневосточный гектар" является оформление гражданства РФ, а также последующее проживание в Приморье в течение не менее трёх лет. За пять лет действия программы в ней приняли участия около 100 тысяч граждан, но всего 1,5 тысячи смогли оформить участки в собственность. По мнению эксперта, чтобы привлечь россиян на Дальний Восток, необходимо снижать налоги, инвестировать, создавать льготные зоны, "облегчать регулирование не на бумаге, а реально".

Большинство беженцев, с которыми мы поговорили, не планируют оставаться во Врангеле: главным предприятием поселка является порт "Восточный", где найти работу всем вряд ли удастся. Некоторые попробуют найти жилье и работу во Владивостоке, но там очень высок уровень цен на недвижимость: в декабре 2021 года журналистка из Владивостока пожаловалась Путину по время Прямой линии, что однокомнатная квартира в городе может стоить 12 млн рублей. Прошлым летом Приморье признали "вымирающим" регионом, численность которого сокращается последние 30 лет.
 
sorbifer

sorbifer

Member
Среди вынужденных украинских переселенцев преобладают люди пожилого возраста, женщины и дети. Российские пропагандистские СМИ заполнены утверждениями (часто из анонимных источников), что жители западных стран, поначалу относившиеся к украинским беженцам весьма радушно, теперь якобы мечтают о том, чтобы те поскорее вернулись к себе на родину. :mad:
Кроме того, многие европейцы, согласно материалам российской прессы, “страстно желают”, чтобы их правительства поскорее помирились с Кремлем и вернулись бы с Россией к «business as usual».

Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовала с политиками трех европейских стран, принявших большое количество украинских беженцев, и выяснила, как обстоят дела на самом деле.

«Любой поляк чувствует. что если россияне победят в Украине, то рано или поздно они придут и к нам»

Заместитель маршала Сейма Польши Михал Каминьски (Michał Kamiński) считает, что прибытие большого количества украинских беженцев в Польшу стало для страны и вызовом, и открытием новых экономических возможностей. «Практически, нет такой области в жизни моей страны, на которую не повлияла бы война в Украине и прибытие большого количества наших украинских братьев и сестер к нам на временное проживание. Но я считаю, что в целом Польша справилась с этим вызовом отлично. И я имею в виду не только технический аспект данной проблемы, но и то, что сейчас каждый поляк почувствовал. что он обязан помочь другому человеку, и это изменило очень многое в жизни Польши», - свидетельствует пан Камински.

По его словам, после прибытия, примерно, двух с половиной миллионов украинских беженцев, в Польше оживилась торговля, а в промышленном секторе работает довольно много украинцев, в том числе - из восточных областей своей страны: «И я думаю, что тот факт, что после 2014 года для украинцев закрылся российский рынок труда, но открылся рынок западный, в том числе - польский, откуда они привозили и деньги, и новые идеи - это очень сильно повлияло на настроения людей на востоке Украины. Потому что после 2014 году миллионы украинцев могли убедиться. как живут люди в Польше, и как живут в России. Эти люди выучили польский язык и поняли, что выбор, который сделали поляки в 1989 году, был правильным».

В беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» Михал Каминьски подчеркнул, что среди его знакомых нет ни одного человека. который не помогал бы украинским беженцам «принимая их под своей крышей, как я, или организуя волонтерскую помощь в школах или в других местах. Можно сказать, что весь польский народ мобилизовался для помощи украинцам».

По словам заместителя председателя польского Сейма, весь народ его страны был готов к тому, что развязанная Россией война тем или иным способом затронет его лично. «Вы знаете, мне дедушка еще в детстве говорил: "Миша, они все равно когда-то придут, они всегда к нам приходили и убивали нас".

Я жил в стране, где была коммунистическая диктатура, но нам в семьях говорили о Катыни, о разделах Польши. У меня в семье традиция сражений против России с XVII века. И то же самое - во многих других семьях Польши, поэтому эту войну мы считаем своей, и только по техническим причинам она сейчас происходит на территории Украины. И любой поляк чувствует. что если они (россияне - А.П.) победят в Украине, то рано или поздно они придут и к нам», - объясняет польский политик поддержку, которую его соотечественники оказывают Украине.

По словам Михала Каминьского, очень многие поляки убеждены. что независимость их собственной страны может быть обеспечена только при условии полной независимости Украины и Литвы. Поэтому наша помощь Украине имеет христианский, гуманитарный характер. Но также она имеет глубочайший смысл, который обусловлен нашей историей. Я был в Буче и Ирпене, видел последствия пребывания там российских солдат. И когда я после этого встречался со своими избирателями вблизи Варшавы, они, выслушав меня, говорили: "Пан Каминьски, мой дедушка рассказывал. что в 1944 году, когда советская армия пришла к нам, у нас было то же самое - изнасилования и грабежи!". Вы понимаете - люди в моем избирательном округе, послушав мои рассказы о том, что я видел в Буче, говорят: "За 80 лет ничего не изменилось!". И поэтому человек, который сегодня помогает украинцам, считает, что помогает, в том числе и самому себе!», - подчеркивает заместитель председателя Сейма Польши.

И резюмирует: «Поляки будут проявлять солидарность с украинцами, потому что чувство, что это - наши братья и сестры - перевешивает все возможные бытовые проблемы, которые всегда возникают с появлением в обществе миллионов новых людей. Но мое личное ощущение - сейчас этих проблем нет вообще!».

«Русский язык вновь зазвучал у нас активнее, но немало украинцев сейчас обучаются литовскому языку»

Депутат Сейма Литвы от либералов, председатель Комитета будущего Раймунас Лопата (Raimundas Lopata) Лопата считает, что прибытие в страну украинских беженцев, конечно, стало вызовом, но Литва справилась с ним достойно. «Никуда не деться от таких бытовых деталей, как обучение детей. Но эти вызовы принесли и немало успехов. Например, именно из-за того, что нам нужно было организовывать обучение и образование детей, мы обратили внимание на учебники», - упомянул литовский политик в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».

Дело в том, что, как оказалось, большинство русскоязычных учебников по истории было напечатано в Москве, и там был представлен весьма однобокий взгляд на события прошлых десятилетий. «И нам надо было предоставить учебники объективные, а не пропагандистские», - подчеркнул Раймундас Лопата.

Были и чисто бытовые сложности. Сейчас довольно много украинцев работает кассирами в супермаркетах литовских городов, и они в большинстве своем владеют русским, а не литовским или английским языками. «Поэтому русский язык вновь зазвучал у нас активнее. Но и это будет преодолено, потому что немало украинцев сейчас обучаются литовскому языку, есть бесплатные курсы. Кроме супермаркетов украинцы работают водителями в муниципальном транспорте и в службе такси, в сфере услуг. Некоторые приходят работать на производство, потому что в Литве есть проблема с нехваткой квалифицированных рабочих. Жизнь идет своим чередом», - констатирует литовский парламентарий.

По словам Раймундаса Лопаты, в Литве сейчас проживают 65 тысяч украинцев. «Мы все время слышим от них: как только в Украине станет поспокойнее мы сразу вернемся домой. И этот процесс уже начинался – летом немалое число украинцев возвращалось. Но сейчас обстановка опять накалилась, идет разрушение инфраструктуры и люди пока остаются в Литве», - подытоживает депутат Сейма Литвы.

«Молдавское общество достаточно цивилизованно отнеслось к проблеме беженцев»

Депутат парламента Республики Молдова Оазу Нантой (Oazu Nantoi) напомнил, что еще в конце 2021 года руководство страны проанализировало ситуацию на российско-украинской границе и начало подготовку к различным вариантам развития событий. «Учитывая, в том числе энергетическую безопасность, продовольственную безопасность и возможные проблемы, связанные с приемом беженцев. Поэтому после 24 февраля мы, при всей ограниченности наших ресурсов, все-таки справились с потоком беженцев», - отметил молдавский политик в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».

Большая часть украинских беженцев рассматривали Молдову как транзитную территорию на пути в страны Европейского Союза. На территории самой республики осталось порядка 90 тысяч украинцев, из которых примерно половину составляют дети. Их сопровождают женщины и пожилые люди, у которых нет родственников на Западе, они не владеют иностранными языками и понимают, что в Евросоюзе им будет обустроиться весьма трудно. А в Молдове и население, и политики сделали все возможное, чтобы они чувствовали себя в безопасности. «Конечно, не стоит ожидать, что эти люди дадут такой же импульс развитию нашей экономики, какой могут дать российские ай-тишники, не пожелавшие стать “пушечным мясом” и спешно удравшие в страны с безвизовым режимом. Но тот факт, что наше общество достаточно цивилизованно отнеслось к проблеме беженцев, послужил еще одним аргументом в пользу того, что Молдова получила статус страны-кандидата на вступление в Евросоюз» - подчеркивает депутат молдавского парламента.

И добавляет, что в октябре в республике был проведен социологический опрос, результаты которого подтвердили, что население Молдовы настроено и в дальнейшем оказывать всяческую поддержку украинским беженцам.

По словам Оазу Нантоя, в Молдове действует упрощенная процедура приема украинских беженцев на работу, а детей – в образовательные учреждения. «Конечно, буквально по пальцам можно перечислить школы, где обучение проводится на украинском языке, но жизнь берет свое, и, насколько я знаю, дети могут обучаться и на русском языке. И никто не делает из этого политических и геополитических проблем – главное, чтобы дети чувствовали себя интегрированными в наше общество», - замечает собеседник «Голоса Америки».
 
Сверху