Меню
Главная
Форумы
Новые сообщения
Что нового?
Новые сообщения
Вход
Регистрация
Что нового?
Новые сообщения
Меню
Вход
Регистрация
Соцсети заблокировали! Простой способ обхода блокировки Twitter и Facebook
здесь
-----
Форум блокируют за
антивоенную статью
-----
В связи с преследованиями за инакомыслие, теперь можно
анонимно
отвечать в темах.
-----
Обновлен
скрипт для определения IP госорганов
-----
Наш реестр запрещенных сайтов
с широким функционалом.
Главная
Форумы
Пропаганда
История
Сталинская коллективизация
JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.
Ответить в теме
Сообщение
<p>[QUOTE="moder, post: 8135, member: 1"]</p><p>Дополнение к теме: <a href="https://roscenzura.com/threads/2497/">https://roscenzura.com/threads/2497/</a></p><p></p><p>Сталинская коллективизация, механизм и последствия которой до сих пор не получили должного историко-правового осмысления, стала своеобразным завершением революционного процесса 1917 г. Выдающийся русский мыслитель и правовед Иван Александрович Ильин, размышляя о характере национальной катастрофы, постигшей Россию в ХХ столетии, справедливо заметил: «Русский человек, начавший революцию в качестве инстинктивно-индивидуализированного бунтовщика, заканчивает её в качестве инстинктивно и духовно-коллективизированного раба. Большевизм был только соблазном; настоящим замыслом был коммунизм. Надо было взбунтовать русского гражданина, чтобы превратить его в крепостного крестьянина»<em>.</em> И.А. Ильин указывал на несомненную причинно-следственную связь между беспрецедентными социальными коллизиями 1917—1922 гг. и 1929—1933 гг. С точки зрения учёного, «революционные партии позвали крестьянство к “чёрному переделу”, осуществление которого было сущим безумием, ибо только “тело земли” переходило к захватчикам, а ”право на землю” становилось спорным, шатким, непрочным». «Историческая эволюция давала крестьянам землю, право на неё, мирный порядок, культуру хозяйства и духа, свободу и богатство; революция лишила их всего… Коммунисты ограбили и пролетаризировали крестьян и ввели государственное крепостное право». Трезвость и обоснованность высказанных И.А. Ильиным суждений остро диссонирует с представлениями современного российского общества, по-прежнему пребывающего в плену десятилетних идеологических стереотипов «об объективной неизбежности коллективизации и форсированной индустриализации» и не желающего рассматривать события 1929—1933 гг. в качестве подлинного геноцида, развязанного советской партийно-чекистской номенклатурой против многомиллионного крестьянства.</p><p></p><p>После затяжных хлебозаготовительных кризисов 1927—1928 гг. новый 1929 г. не принёс советской деревне облегчения в отношениях с государством. В стране разворачивался очередной виток гражданской войны, совсем не завершившейся с оставлением Белыми армиями России в 1920—1922 гг. Противоборствующими сторонами в этой войне выступали: с одной стороны — номенклатура ВКП(б), её карательный аппарат в лице ОГПУ, местные советские и партийные органы, а также, отчасти, Рабоче-крестьянская Красная армия (РККА), с другой стороны — наиболее хозяйственная и трудолюбивая часть крестьянства, обречённая на полное физическое истребление. О неуклонном нарастании конфликта между деревней и номенклатурой ВКП(б) на протяжении 1929 г. красноречиво свидетельствуют следующие цифры, обобщённые секретно-политическим отделом ОГПУ СССР весной 1931 г.: в 1929 г. имело место 9093 случая массовых выступлений крестьян (в 1928 — 1027) и 1307 актов террора против представителей советских, партийных и карательных органов (в 1928 — 709).</p><p></p><p>[ATTACH=full]1824[/ATTACH]</p><p><strong>Приём заявлений о приёме в колхоз</strong></p><p>Главной проблемой в отношениях между государством и крестьянством оставалось выполнение заданий по хлебозаготовкам, т.к. продовольственно-зерновая ситуация продолжала обостряться. В апреле 1929 г. были введены карточки на хлеб, к концу года карточная система охватила все виды продовольственных товаров, а потом затронула и промышленные. Если в «образцово-показательных» Москве и Ленинграде положение как-то регулировалось, то в провинции оно неуклонно ухудшалось. Так, в 1929 г. смоленский рабочий получал в день 600 г хлеба, члены его семьи — по 300 г хлеба; на одного человека полагалось в месяц от 200 г жиров, до 1 л подсолнечного масла, сахара — 1 кг в месяц. Причина продовольственных затруднений выглядела весьма прозрачно — крестьяне по-прежнему не желали продавать государству хлеб по низким закупочным ценам, обесценивавшим тяжёлый сельскохозяйственный труд. Объёмы хлебозаготовок продолжали неуклонно снижаться. Например, по Северо-Кавказскому краю январский (1929 г.) месячный план заготовок оказался выполнен только на 54%.</p><p></p><p>Информационные сводки ОГПУ сухо фиксировали следующие высказывания в крестьянской среде зимой 1929 г.</p><p></p><p>«Хлеб государству не повезу до тех пор, пока будет возможность продать на частном рынке». <em>(Сальский округ).</em></p><p></p><p>«Поскольку нет принудительной ссыпки хлеба, не нужно поддаваться агитации коммунистов и сдавать им хлеб. Пусть лучше наш хлеб погибает, но даром не отдадим» <em>(Армавирский округ).</em></p><p></p><p>«Вот дожили — деньги есть, а купить нечего, хоть голый да босый ходи. Надоела эта кукольная комедия. Неужели они думают долго царствовать и народ мучить — ведь чем дальше, тем хуже становится, и недостаток во всём увеличивается». <em>(Армавирский округ).</em></p><p></p><p>«Мы, красные партизаны, боролись не за то, чтобы стоять в очередях, как раньше — при старом правительстве, а за то, чтобы крестьянину была дана свобода, однако её мы не добились, её нет и не будет […] Власть смотрит на крестьянина, как на пасынка, время за неё взяться, как брались в 1918 году». <em>(станица Безскорбная, Армавирский округ).</em></p><p></p><p>«Коммунисты и сама власть подгоняет нас, мужиков, в коллективы для того, чтобы в случае войны этот коллектив крепко стоял за Советскую власть, так как на самых лучших мужиков надежда слабая […] Война весной неизбежна». <em>(Арсеньевский район, Украина).</em></p><p></p><p>«Умрём с голоду, власть хлеб отбирает, а нам ничего не даёт. От власти нам хорошего не получить, надо находить выход самим. Пора опять браться за оружие». <em>(Тамбовский район).</em></p><p></p><p>«Ничего не пожалею, последнюю корову отдам, лишь бы уничтожить эту проклятую власть и придушить всех стервецов-коммунистов. Мы с нетерпением ждём объявления войны, тогда мы рассчитаемся со всеми коммунистами и с теми, кто их поддерживал. Не долго будут грабить нас теперь, скоро настанет и для нас час». <em>(Владимирская губерния, Муромский уезд).</em></p><p></p><p>[ATTACH=full]1825[/ATTACH]</p><p></p><p><strong>Лишённым собственности крестьянам</strong></p><p><strong>оставалось два выхода: ехать в город</strong></p><p><strong>на стройки или вступать в колхоз</strong></p><p>Регулярно знакомясь с информационными сводками ОГПУ о положении в стране, И.В. Сталин, В.М. Молотов и другие руководители ВКП(б) наблюдали прогрессирующий рост недовольства, постепенно перераставший в вооружённое сопротивление власти. За первые <strong>три</strong> месяца 1929 г. количество совершённых террористических актов против представителей советских и партийных органов в сельской местности (119) превысило показатель последних <strong>четырёх</strong> месяцев прошедшего 1928 г. (113). А за <strong>один</strong> <strong>апрель</strong> (!) 1929 г. терактов оказалось на 25% больше, чем в сумме за январь, февраль и март (159 против 119). Партия большевиков, совершая очередное преступное действие, вновь предваряла его тщательным теоретическим обоснованием. Весной 1929 г. Сталину и его последователям было необходимо не просто объяснить рядовым коммунистам и стране, ради какой высокой цели крестьянин должен лишиться собственности и результатов упорного труда, но и теоретически обосновать избранный способ насильственного включения крестьянства в создававшуюся принудительную экономику.</p><p></p><p>23—29 апреля 1929 г. состоялась XVI партийная конференция — важная веха в строительстве сталинской государственной модели. ВСНХ предложил конференции план первой пятилетки — комплексный проект развития народного хозяйства на ближайшие пять лет. Этот план предполагал следующее:</p><p></p><p>а) экономическое развитие всех районов страны;</p><p></p><p>б) максимальное использование всех возможных людских и промышленных ресурсов;</p><p></p><p>в) интенсивный рост вложений финансов в строительство новых промышленных объектов (фабрик, заводов, железных дорог, электростанций и т.п.);</p><p></p><p>г) интенсивный рост производительности труда, выпуска сельскохозяйственной продукции и промышленных товаров, добычи полезных ископаемых.</p><p></p><p>Выполнение первой пятилетки по плану Сталина создавало необходимые условия для форсированной индустриализации страны — т.е. для строительства её собственного военно-промышленного комплекса, тяжёлого машиностроения, а в целом — мощной государственной централизованной экономики, независимой от иностранного капитала и оборотов внешней торговли. Необходимость выполнения предложенного плана и скорейшей индустриализации Сталин мотивировал лаконично: «Если мы за 10 лет не пробежим путь, на который другие страны затратили 50—100 лет, нас сомнут!» Контрольные цифры пятилетнего плана завораживали сознание коммунистов-идеалистов и сочувствующих, включая делегатов XVI партийной конференции. Они открывали путь к «сияющим высотам» нового справедливого, как им грезилось, общества, в котором будет отсутствовать нищета и эксплуатация человека человеком.</p><p></p><p>Никто из делегатов не усомнился в чудовищной лживости, бездарности и невыполнимости предложенного плана, т.к. они уже имели «опыт» преодоления невозможного. Разве можно было представить истребление целых социальных групп за несколько лет? Изъятие чужой собственности, в том числе собственности Церкви? Заражение сознания миллионов людей бациллой ненависти к чужому достатку и историческому прошлому собственной родины? Можно ли было считать реальным уничтожение в считанные годы целой страны как духовной реальности, её традиций, быта, морали, уклада семейной жизни? Но если партия Ленина и Троцкого успешно справилась с вышеперечисленными задачами в политике и преуспела в разрушении естественной социальной структуры общества, почему же партия Сталина, в свою очередь, не могла осуществить невозможное в экономике? Коммунисты не понимали, что уничтожение исторической России им удалось осуществить, с одной стороны, при полном равнодушии основной массы крестьянства к судьбе собственной страны в событиях 1917—1922 гг., а с другой — при активном содействии его маргинальной части. Теперь речь шла об уничтожении хозяйственного ядра самого крестьянства, с последующим превращением остальных в бесправных сельскохозяйственных или фабрично-заводских рабов. Фактически война объявлялась уже не сравнительно немногочисленной элите нации<em>, </em>а большинству народа и решение подобной задачи могло встретить непредвиденные трудности.</p><p></p><p><span style="font-size: 12px"><strong>Контрольные цифры первого пятилетнего плана</strong></span></p><p> <strong>Сталинский план</strong></p><p><strong>1927—1928 гг.</strong> <strong>Итог</strong></p><p><strong>1932—1933 гг.</strong></p><p>Добыча угля, <em>млн т</em> 35 105</p><p>Добыча нефти, <em>млн т</em> 11,7 55</p><p>Производство чугуна, <em>млн т</em> 3,2 16</p><p>Размер вложений капиталов в экономику, <em>млрд руб.</em> 26,5</p><p>(1923—1928) 64,6</p><p>(1929—1933)</p><p>Коллективные хозяйства на селе, % не более 5 15—20</p><p>Обратим внимание на приведённые цифры. Трудно себе представить, что по мановению волшебной палочки все экономические показатели выросли бы в 3—5 раз сами по себе. Для их увеличения требовались в первую очередь деньги, а во вторую — количественный рост рабочей силы в промышленности<em>. </em>Внешняя торговля, постепенная продажа за границу русского золота, произведений искусства из бывших императорских музеев и частных коллекций необходимые финансы предоставить не могли, и уж тем более — не позволяли увеличить рост рабочей силы. Единственным и реальным источником безвозмездного получения огромных средств и рабочих рук для промышленности оставались крестьянство и накопленная им собственность — недвижимость, скот, хлеб, материальные ценности, а также крестьянская трудовая квалификация<em> — </em>умение работать.</p><p></p><p>Естественно, что крестьянство не собиралось даром отдавать советскому государству накопленную собственность, и тем более — превращаться в источник дешёвой рабочей силы ради осуществления непонятных пятилетних планов. Поэтому предполагалось принудительно изъять крестьянскую собственность, т.е. совершить второе после экспроприаций 1917—1921 гг. ограбление в государственном масштабе. Затем ограбленные и лишённые собственности крестьяне могли выбирать лишь один из двух вариантов: либо переселяться в город, на стройки и ради собственного пропитания становиться искомой рабочей силой, либо остаться в деревне, но жить и трудиться в коллективном и контролируемом государством хозяйстве. Уровень оплаты, а также условия труда определяло государство, получавшее таким образом фактически нищих, бесправных, дешёвых рабов и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Сопротивлявшиеся такому «перераспределению» материальных благ и ресурсов либо уничтожались, либо непосредственно принуждались к бесплатному и ненормированному труду в концентрационных лагерях.</p><p></p><p>[ATTACH=full]1826[/ATTACH]</p><p><strong>Плакат 1930-х гг.</strong></p><p>Процессы 1929—1932 гг., в ходе которых состоялись ограбление номенклатурой ВКП(б) и советским государством крестьянской собственности и трудовых ресурсов; сознательное разорение крестьянских семей для их принудительного использования в промышленности; и, наконец, умышленное физическое истребление наиболее трудолюбивой и материально независимой части крестьянства получили название <em>коллективизации сельского хозяйства. </em>Внешним проявлением коллективизации явилась насильственная организация на селе коллективных хозяйств (колхозов), в рамках которых принудительно объединялись разнообразные виды собственности личных крестьянских хозяйств — скот, земля, средства её обработки, а в некоторых случаях — даже домашняя птица. Фактически колхозная собственность становилась государственной<em>, </em>а колхозники превращались в лично зависимых сельскохозяйственных рабочих. Стоимость и производительность их труда определялись произволом государства, которому бесправный нищий крестьянин не мог ничего противопоставить. Программа превращения независимого крестьянина-собственника в «коллективизированного раба» реализовывалась примерно на протяжении пяти лет: с 1929 по 1933 г. В СССР к 1929 г. проживали примерно 160 млн человек, из которых не менее 130 млн составляли крестьяне (80%), следовательно, в ходе первой пятилетки предполагалось кардинально и необратимо изменить жизнь подавляющего большинства населения страны.</p><p></p><p>И Сталин, и его последователи объясняли проведение коллективизации необходимостью индустриализации и создания военно-промышленного комплекса в кратчайшие сроки, без чего «первое в мире социалистическое государство» оказалось бы раздавлено «враждебным окружением капиталистических государств». Сталинская точка зрения, оправдывающая беспрецедентное в истории ограбление и уничтожение крестьянства, разделяется многими до сих пор. Но в действительности такая постановка вопроса — не более чем миф, предназначенный для сокрытия подлинных целей коллективизации, т.к. никакой реальной военной опасности извне Советскому Союзу не было вплоть до 1941 г. Ни одно государство Европы и Азии не только не собиралось, но и не могло позволить себе по причине ограниченности ресурсов открыть военные действия против СССР в 1929—1939 гг. Какие же цели преследовала высшая номенклатура ВКП(б) на самом деле?</p><p></p><p><em>Во-первых</em>, в ходе коллективизации был ликвидирован последний потенциальный источник опасности для однопартийного режима — независимый производитель товарного хлеба и продовольствия в лице экономически свободного крестьянства. Рано или поздно намерения партии создать послушного гражданина социалистической формации — советского человека, в идеале лишённого веры в Бога, исторической памяти, преемственности, семьи, личной чести и достоинства и беззаветно преданного лишь партийным вождям — вступили бы в противоречие с мироощущением крестьянства. Независимо от занятой в ходе революции и Гражданской войны позиции, крестьянство оставалось носителем определённой системы ценностей: традиционных быта и уклада, прочности и самодостаточности семейных отношений, стремления к накоплению и личному достатку и даже — совестливости, проистекавшей из определённой религиозности сознания.</p><p></p><p>Вышеперечисленные ценности категорически отрицались большевиками со времён Ленина и Троцкого. Носители же подобных качеств не могли быть достойными гражданами «всесоюзной уравниловки» и апологетами новой большевистской морали. Тем более никто не мог поручиться за их поведение «в грядущей битве за переустройство мира» на началах «самого справедливого марксистско-ленинского учения». Настоящий русский крестьянин, будучи материально независимым, в силу своего своеобразного отношения к жизни не мог стать послушным «винтиком» интернационально-социалистического общества с планово-распределительной экономикой. Следовательно, он подлежал либо нейтрализации, либо уничтожению. Стремление высшей номенклатуры ВКП(б) во главе со Сталиным к созданию абсолютно послушного общества и устранение потенциальной опасности для своей власти со стороны крестьянства стали главными причинами коллективизации 1929—1933 гг.</p><p></p><p>[ATTACH=full]1827[/ATTACH]</p><p><strong>Первая тракторная колонна МТС</strong></p><p><em>1928 г.</em></p><p></p><p><em>Во-вторых</em>, ускоренное построение «социализма» в деревне, формально обусловленное необходимостью создания военно-промышленного комплекса ради «благородной» цели — спасения СССР от внешней «агрессии» — предоставляло уникальный повод Сталину превратить Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) в идеальный механизм, который стал бы главным и единственным носителем государственной и военно-политической власти в СССР. По логике сталинцев, каждый, кто выступал против темпов или методов коллективизации, выступал против насущной необходимости индустриализации страны и, следовательно, был готов отдать СССР на растерзание внешним врагам, т.е. хотел погубить советскую власть. Никем другим, кроме как «ренегатом», «оппортунистом», затем «контрреволюционером» и «врагом народа», такой человек не мог быть. В борьбе за укрепление индустриальной мощи страны партия была обязана сплотиться и безжалостно ликвидировать остатки любой оппозиции, объективно препятствующей социалистическим преобразованиям. Таким образом, коллективизация и борьба за индустриализацию страны позволяла Сталину политически уничтожить любых противников, прекратить деятельность всех несогласных с его методами коммунистов и добиться полного единовластия внутри ВКП(б), заложив основу для создания режима личной власти в СССР.</p><p></p><p><em>В-третьих</em>, ограбление крестьянства и перевод населения страны на положение промышленных и сельскохозяйственных рабов создавал искомые ресурсы для производства невиданных ещё в мире объёмов вооружений. Постоянное наращивание выпуска военной продукции должно было обеспечить партии несомненное превосходство над потенциальными противниками и привести к советизации Европы. Очарованные перспективами молниеносного построения социализма в отдельной взятой стране, делегаты XVI партийной конференции без всякого сопротивления приняли план первой пятилетки, фактически подписав смертный приговор российскому крестьянству.</p><p></p><p>Первоначальные методы, использовавшиеся местными советскими и партийными органами и принуждавшие крестьян к вступлению в колхозы, носили скрытый характер. Для сопротивлявшихся увеличивался размер индивидуального налога и объём хлебозаготовок. Другими словами, крестьянина, желавшего сохранить самостоятельность, предполагалось умышленно разорить, а затем принудить к вступлению в колхоз. Однако подобная мера дала лишь половинчатый результат — крестьянин в ответ на подобное давление резко сократил посевную площадь. Летом 1929 г. в сельской местности появились так называемые машинно-тракторные станции (МТС), принадлежавшие государству. МТС обеспечивали колхозы техникой для обработки земли и вывоза урожая, а колхозы за это должны были рассчитываться с МТС частью собранного урожая. Так ещё до сплошной коллективизации возникла первая форма контроля над колхозами<em>. </em>Без помощи МТС колхозник не мог работать на земле.</p><p></p><p>[ATTACH=full]1828[/ATTACH]</p><p><strong>Газета Веневского уезда</strong></p><p><strong>«За сплошную коллективизацию»</strong></p><p><em>1930 г.</em></p><p></p><p>В августе 1929 г. отдел по работе в деревне ЦК ВКП(б) провёл специальное совещание, на котором впервые рассматривался вопрос о коллективизации целых районов страны. Осенью 1929 г. была запущена машина поголовно-принудительной сплошной коллективизации, в территориальных комитетах ВКП(б) начали создаваться особые комиссии содействия коллективизации из представителей советского и партийного актива. По официальным оценкам в СССР к лету 1929 г. насчитывалось 24,5 млн индивидуальных крестьянских хозяйств, в т.ч.: 8 млн бедняцких (32%), 15 млн середняцких (61%) и 1,5 млн кулацких (7%). Инициатива создания колхозов на местах принадлежала бедноте, это признавали сами большевики. В итоге коллективизация направлялась против 2/3 индивидуальных крестьянских хозяйств. Первыми регионами сплошной коллективизации стали Чапаевский район (Средне-Волжский край), Ирбитский округ (Уральская область), Кущевский, Моздокский и Мечетинский районы на Северном Кавказе и др. Но и в этих районах к осени 1929 г. «сплошной» уровень оставался относительным, т.к. в колхозах числилось от 20 до 50% хозяйств. Обобществление земли, скота, проводившиеся в рамках колхозов, а также уравнивание трудовых усилий лодырей и тружеников особого энтузиазма не вызывали, и колхозы у трудолюбивых и хозяйственных крестьян популярностью не пользовались.</p><p></p><p>7 ноября 1929 г. в «Правде» была опубликована статья Сталина «Год великого перелома», в которой автор откровенно лгал, утверждая, что партии «удалось повернуть основные массы крестьянства» к коллективным хозяйствам, а также организовать «коренной перелом в недрах самого крестьянства и повести за собой широкие массы бедноты и середняков». В действительности к моменту публикации статьи даже из бедняцких хозяйств в колхозы вступили не более четверти от их общего числа. Но сталинская публикация задала тон партийно-чекистским органам, и с лёгкой руки автора весь период коллективизации получил крылатое название «великого перелома». Это и был великий перелом — перелом нормального, экономически эффективного хозяйствования на земле, традиционного крестьянского быта и миллионов человеческих судеб. Вскоре после публикации сталинской статьи состоялся очередной пленум ЦК ВКП(б), участники которого пребывали в эйфории от темпов коллективизации. При более внимательном рассмотрении реального положения дел уже определённо вырисовывалась вся убогость очередного «эксперимента» большевиков, т.к. уже к исходу осени 1929 г. катастрофически не хватало мощностей для обработки стремительно разраставшихся пахотной земли в создававшихся колхозах. Если в 1927—1928 гг. тракторами было обработано почти 50% колхозной пахотной земли, то к 1930 г. эта цифра вряд ли поднялась бы выше 15% (!). Такая диспропорция объяснялась просто: советская промышленность не могла обеспечить колхозы необходимым им количеством тракторов, в то время как площадь колхозной земли резко увеличивалась. Нажим на деревню вызвал естественное сокращение количества рабочего скота (лошадей, волов и т.п.) — пахать и возить становилось всё проблематичнее.</p><p></p><p>На горизонте замаячили спад урожайности и даже голод, но номенклатуру подобные «мелочи» мало беспокоили, т.к. главным оставалось одно — темпы социалистического преобразования деревни<em>.</em> В.М. Молотов — секретарь ЦК ВКП(б) по сельскому хозяйству и один из главных организаторов коллективизации — выразил уверенность в несомненной коллективизации Северного Кавказа к исходу лета 1930 г. После пленума в городах начался отбор 25 тыс. рабочих, в большинстве своём комсомольцев и коммунистов, направляемых в деревню для создания колхозов и руководства ими. «Двадцатипятитысячники», как их называли, не знали деревни и сельского хозяйства, крестьянских проблем и крестьянского быта, однако были готовы слепо и фанатично выполнить волю партии — любой ценой провести в деревне социалистические преобразования, разорить преуспевающие хозяйства, по сути дела ограбить крестьян и превратить их в покорных и равнодушных производителей сельхозпродукции. Большая часть «двадцатипятитысячников» направлялась на срок от одного до двух лет на Дон, Кубань, Украину, в центрально-чернозёмные районы РСФСР и другие зерновые регионы. Именно здесь производилась основная масса хлеба, поэтому ожидалось наиболее упорное сопротивление.</p><p></p><p>В декабре 1929 г. была создана комиссия для разработки вопросов о темпах коллективизации<em>, </em>которую возглавил нарком земледелия СССР Я.А. Яковлев (Эпштейн). В комиссию вошли в первую очередь представители партноменклатуры, руководившие уничтожением крестьянских хозяйств и насаждением колхозов: А.А. Андреев (Северный Кавказ), К.Я. Бауман (Московская область), С.В. Косиор (Украина), Б.П. Шеболдаев (Нижнее Поволжье), Ф.И. Голощёкин (Казахстан), И.М. Варейкис (центральные области РСФСР) и др. В зерновых районах СССР коллективизацию планировалось завершить в срок от 8 месяцев до 1,5 лет, в остальных — к завершению первой пятилетки, т.е. к концу 1933 г.</p><p></p><p>Под «сплошной коллективизацией» комиссия Яковлева подразумевала 100% принудительное включение в колхозы «бедняцких» и «середняцких» хозяйств. Хозяйства «кулаков» в колхозы не допускались; их собственность подлежала конфискации в пользу колхоза и государства, а сам «кулак» и члены его семьи подвергались различного рода репрессиям. Открытое ограбление крестьян, сопровождавшееся репрессиями, называли раскулачиванием.</p><p></p><p>[ATTACH=full]1829[/ATTACH]</p><p><strong>Двадцатипятитысячники из Лениграда,</strong></p><p><strong>приехавшие в Барнаульский округ</strong></p><p><em>1930 г.</em></p><p></p><p>21 декабря 1929 г. народы СССР впервые помпезно отметили 50-летие со дня рождения И.В.Сталина.</p><p>По выражению историка М.Я. Геллера, Cоветская страна «впервые узнала, что у неё есть Великий Вождь — организатор Октябрьской революции, создатель Красной Армии и выдающийся полководец, разгромивший армии белых и интервентов, хранитель ленинской «генеральной линии», разгромивший всех оппозиционеров, вождь мирового пролетариата и великий стратег пятилетки». Спустя неделю Сталин выступил на конференции аграрников-марксистов, объявив о начале ликвидации «кулачества» в СССР: «Вопрос стоит так: либо один путь, либо другой, либо назад — к капитализму, либо вперёд — к социализму. Никакого третьего пути нет и не может быть». Речь Сталина означала формальный конец недолговечного нэпа, который фактически исчерпал себя ещё в период хлебного кризиса 1927—1928 гг. Кроме того, вождь заявил: «Теперь мы имеем возможность повести решительное наступление на кулачество, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс и заменить его производство производством колхозов и совхозов. Теперь раскулачивание производится самими бедняцко-середняцкими массами, осуществляющими сплошную коллективизацию. Теперь раскулачивание в районах сплошной коллективизации не есть уже просто административная мера. Теперь раскулачивание представляет там составную часть образования и развития колхозов. Поэтому смешно и несерьёзно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут».</p><p></p><p><span style="font-size: 12px"><strong>В тисках сталинской</strong></span></p><p><span style="font-size: 12px"><strong>коллективизации:</strong></span></p><p><span style="font-size: 12px"><strong>1930—1931 гг.</strong></span></p><p>5 января 1930 г. ЦК ВКП(б) вынес постановление, согласно которому коллективизации подлежало «огромное большинство крестьянских хозяйств»<em>.</em> Постановление грубо нарушало решение XVI партийной конференции (апрель 1929 г.), в соответствии с которым предлагалось коллективизировать не более 20%, но разве решения форумов партии не являлись фикцией перед волей её аппарата?</p><p></p><p>15 января решением Политбюро была образована новая спецкомиссия во главе с секретарём ЦК В.М.Молотовым, в которую вошли более 25 представителей номенклатуры ВКП(б), советских учреждений и центрального аппарата ОГПУ. В комиссию Молотова были кооптированы многие члены предыдущей комиссии Я.А.Яковлева: А.А.Андреев, И.М.Варейкис, Ф.И.Голощёкин, Б.П.Шеболдаев, сам Яковлев и др. Однако в отличие от комиссии Яковлева, занимавшейся общим планированием коллективизации, комиссия Молотова разработала конкретные предложения по «ликвидации кулачества», сводившиеся к следующему.</p><p></p><p><strong>1.</strong> Отмена действия закона об аренде и применении наёмного труда — тем самым у «кулаков» выбивалась экономическая основа их хозяйства. Они больше не могли пользоваться собственным земельным наделом («аренда») и нанимать односельчан для его обработки («наёмный труд»).</p><p></p><p><strong>2. </strong>Насильственное изъятие собственности<em>: </em>орудий производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельхозпродукции (мельниц и пр.), продовольственных, фуражных и семенных запасов.</p><p></p><p><strong>3.</strong> Всё «кулацкое население» разбивалось на III категории: отнесённые ОГПУ и местным совпартактивом к I категории («контрреволюционный актив») — этапировались в концлагеря или подлежали расстрелу; отнесённые ко II категории — депортировались в отдалённые местности СССР; отнесённые к III категории — выселялись за пределы колхоза, проводившего раскулачивание.</p><p></p><p><strong>30 января 1930 г.</strong> предложения комиссии Молотова были оформлены секретным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), явившимся одним из важнейших документальных оснований коллективизации. По I категории планировалось этапировать в концлагеря или расстрелять 60 тыс. человек, по II категории планировалось депортировать на север СССР, в Сибирь, на Урал, в Казахстан 245 тыс. человек. При депортации несчастным оставлялись лишь «самые необходимые предметы домашнего обихода, элементарные средства производства» (топор, лопата и т.п.), «минимум продовольствия». Деньги подлежали конфискации, на каждую семью разрешалось оставить не более 500 руб. (т.е. в среднем менее 100 руб. на человека, меньше месячной зарплаты). Отобранная у крестьян собственность поступала в фонды колхозов, часть конфискованного получало государство в качестве «возмещения долгов от кулачества». Дома «кулаков» превращались в избы-читальни, помещения сельсоветов, деревенские клубы, школы или общежития для колхозников. На колхозы возлагалась ответственность за засев «кулацкого» земельного надела и сдачу государству соответствующего количества сельхозпродукции. Грабежу подлежали и все вклады «кулаков» в сберкассах. Одновременно Политбюро приняло решения о закрытии сельских церквей и молитвенных домов, об увеличении штатов и войск ОГПУ, о запрете «кулакам» свободно переселяться из района проживания и распродавать своё имущество, о выделении спецэшелонов для этапирования спецпереселенцев к местам депортации и т.д. Вышеперечисленные мероприятия коснулись первоначально зерновых районов, а затем — территории всей страны.</p><p></p><p>Из перечня представителей высшей номенклатуры ВКП(б) и органов ОГПУ виновными в планировании и организации преступлений в отношении крестьянства в 1929—1930 гг. следует назвать следующих лиц: членов Политбюро К.Е.Ворошилова, М.И.Калинина, В.В.Куйбышева, В.М.Молотова (Скрябина), А.И.Рыкова, Я.Э.Рудзутака, И.В.Сталина (Джугашвили), М.П.Томского (Ефремова); секретарей крупных территориальных комитетов ВКП(б), а также представителей советских органов власти и юстиции, практически организовывавших выполнение постановления Политбюро: И.М.Варейкиса, В.Я.Чубаря, Ф.И.Голощёкина, Б.П.Шеболдаева, Р.И.Эйхе, Н.В.Крыленко, И.А.Зеленского, И.Д. Кабакова, Ф.Г.Леонова, М.О.Разумова, П.П.Постышева, Л.Б.Рошаля, А.А.Андреева, И.А.Спирова, М.М.Хатаевича, Я.А.Яковлева (Эпштейна), П.И.Стучку, Н.А.Кубяка и др.; руководителей центрального аппарата и подразделений в системе органов ОГПУ СССР: В.Р.Менжинского, Г.Г.Ягоду, Л.М. аковского (Штубиса), Е.Г.Евдокимова, Я.С.Агранова (Соринзона), Т.Д.Дерибаса, Я.К.Ольского-Куликовского, Д.Я.Кандыбина, Г.Е.Прокофьева, Г.Я.Рапопорта, П.Г.Рудя, В.И.Музыканта, Л.Г.Миронова, Г.П.Матсона и др.</p><p></p><p>К февралю коллективизация вовсю набирала обороты, постановление Политбюро от 30 января лишь подхлестнуло её и фактически узаконило невиданный произвол, творимый в отношении крестьянства представителями райисполкомов, местных комитетов партий, сельсоветов и уполномоченными райотделов ОГПУ. Заведующий отделом агитации ЦК ВКП(б) Г.Н. Каминский, обращаясь к территориальным советским и партийным органам, цинично заявил: «Если в некотором деле вы перегнёте и вас арестуют, то помните, что вас арестовали за революционное дело». Создание крупных колхозных хозяйств, объединявших зачастую по несколько сёл и деревень, превращалось в полную профанацию, т.к. обрабатывать образовавшуюся огромную пахотную площадь было нечем — к весне 1930 г. в зерновых районах 1 трактор приходился на 10—15 колхозов, а в остальных — на 50—60 колхозов.</p><p></p><p>Как же происходил процесс раскулачивания?</p><p></p><p>[ATTACH=full]1830[/ATTACH]</p><p><strong>Раскулачивание владельца</strong></p><p><strong>фотомастерской Ю.Зайцева.</strong></p><p><em>Чувашия</em></p><p></p><p>«Кулаков», отнесённых к подрасстрельной «I категории», арестовывали уполномоченные ОГПУ и организовывали доставку арестованных в окружной, областной или краевой отдел ГПУ, где решалась их судьба: лагерь или расстрел. Во многих зерновых районах СССР и, в частности, на Северном Кавказе в бывших областях казачьих войск массовые аресты «кулаков I категории» начались в ночь с 5 на 6 февраля, в Донецком и Шахтинско-Донском округах — с 24 на 25 февраля. Всего за три недели с 6 по 26 февраля только по Северному Кавказу и Дагестану чекисты арестовали более 26 тыс. «кулаков» — «глав кулацких хозяйств», а к концу февраля по СССР — более 62 тыс. человек! Заодно по старой чекистской традиции арестовывались монахи, священники, деятельные прихожане, бывшие помещики и дворяне, белогвардейцы и т.д. Семьи арестованных ОГПУ «кулаков» автоматически относились к следующей категории. За период с января по апрель органы ОГПУ арестовали по политическим мотивам 141 тыс. человек (в том числе «кулаков» — 80 тыс.), а за май — сентябрь — 143 тыс. человек (в том числе «кулаков» — 45 тыс.). Всего за 1930 г. через «тройки» органов ОГПУ прошло почти 180 тыс. человек, из которых около 19 тыс. были осуждены к расстрелу, и около 100 тыс. — к заключению в тюрьмах и лагерях.</p><p></p><p>Списки «кулаков II категории» составлялись на общем собрании колхозников и утверждались райисполкомами — исполнительными органами местных Советов. Порядок выселения за пределы колхоза «кулаков III категории» определяли местные исполнительные органы советской власти. Здесь открывался небывалый простор для сведения личных счётов, удовлетворения чувства зависти и мести лодырями и деревенскими пьянчугами по отношению к более трудолюбивым хозяйственным соседям. Массовое раскулачивание на Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, Центрально-Чернозёмном районе, на Урале началось в начале февраля 1930 г. Выполняя процентную «норму по раскулачиванию», действовали без особого разбора: в Курском округе из 9 тыс. раскулаченных почти 3 тыс. составляли середняки, около 500 — семьи военнослужащих РККА и т.д. В Льговском округе более 50% раскулаченных оказались середняками и семьями красноармейцев. В одном Хопёрском округе оказались раскулачены более 3 тыс. середняков и 30 бедняков (!). Холмогорский район за первые 10 дней марта «коллективизировался» с 9 до 93% (!).</p><p></p><p>Имущество и вещи раскулаченных тут же складывались у церкви, продавались с торгов, часы, шубы покупали за бесценок местные коммунисты и активисты колхоза. Подобные безобразия творились на всей территории страны.</p><p></p><p>Местный колхозный актив, члены ВКП(б) и комсомольцы вместе с представителями райисполкомов, райкомов партии проводили опись имущества, затем семья «кулака», насчитывавшая в среднем от 5—6 до 10—12 человек, выгонялась из дома на улицу с минимальными пожитками и в кратчайший срок отправлялась на ближайшую железнодорожную станцию в общей колонне таких же несчастных. Дорвавшийся до дармового, недоступного ранее добра, колхозный актив отбирал у раскулачиваемых валенки, полушубки, шапки, платки, шали, перины, подушки, посуду, детские игрушки и матрасики — всё, что ценилось, вплоть до женского нижнего белья. По выражению одной коммунистки<em>,</em>участвовавшей в раскулачивании, «оставляли их в чём мать родила». По донесениям органов ГПУ, в Смоленской области лозунгом многих бригад по раскулачиванию стали слова: «Пей и ешь — всё наше!» Одно из самых пронзительных свидетельств рисует следующую картину раскулачивания в средней полосе РСФСР.</p><p></p><p>«Было мне тогда четыре года, когда пришли раскулачивать моих родителей. Со двора выгнали всю скотину и очистили все амбары и житницы. В доме выкинули всё из сундуков, отобрали все подушки и одеяла. Активисты тут же на себе стали примерять отцовские пиджаки и рубашки. Вскрыли в доме все половицы, искали припрятанные деньги и, возможно, золото. С бабушки (она мне приходилось прабабушкой, ей было больше 90 лет, и она всегда мёрзла) стали стаскивать тулупчик. Бабушка, не понимая, чего от неё хотят активисты, побежала к двери, но ей один из них подставил подножку, и когда она упала, с неё стащили тулупчик. Она тут же и умерла.</p><p></p><p>[ATTACH=full]1831[/ATTACH]</p><p><strong>Раскулачивание</strong></p><p><em>Художник Г.Попов</em></p><p></p><p>Ограбив нас и убив бабушку, пьяные уполномоченные с активистами, хохоча, переступили через мёртвое тело бабушки и двинулись к нашим соседям, которые тоже подлежали раскулачиванию, предварительно опрокинув в печи чугуны со щами и картошкой, чтобы мы оставались голодными. Отец же стал сколачивать гроб из половиц для бабушки. В голый и разграбленный наш дом пришли женщины и старушки, чтобы прочитать молитвы по новопреставленной рабе Господней. Три дня, пока покойница лежала в доме, к нам ещё не раз приходили уполномоченные, всякий раз унося с собой то, что не взяли ранее, будь то кочерга или лопата. Я сидела на окне и караулила — не идут ли опять активисты. И как только они появлялись, быстро стаскивала со своих ног пуховые носочки, которые мне связала моя мама и прятала под рубашку, чтобы их у меня не отняли.</p><p></p><p>В день, когда должны были хоронить бабушку, в наш дом ввалилась пьяная орава комсомольцев. Они стали всюду шарить, требуя у отца денег. Отец им пояснил, что у нас уже всё отняли. Из съестного в доме оставалось всего килограмма два проса, которое мама собрала в амбаре на полу. Его рассыпали в первый день раскулачивания из прорвавшегося мешка, который тащили пьяные комсомольцы. Пока они рылись в доме, мама незаметно сунула в гроб, под голову мёртвой бабушки, наш последний мешочек с просом. Активисты, не найдя в доме денег, стали их искать в гробу у покойницы. Они нашли мешочек с просом и забрали его с собой».</p><p></p><p>Стоимость имущества, заносимая в опись, очень часто при раскулачивании занижалась, это позволяло местным активистам затем продавать награбленное по цене, приближенной к рыночной, или занижать реальный доход колхоза, полученный после раскулачивания. Так, например, в 1930 г. в Донском округе стоимость лошади по описи составляла 3—10 руб., а реальная рыночная цена — 60—70 руб., коровы — 3—4 руб., а рыночная — 30—40 руб. и т.д. Для крестьян, сочувствовавших раскулаченным или сопротивлявшихся коллективизации, чьё материально-имущественное положение никак не позволяло их хозяйства считать «кулацкими», колхозным активом был придуман специальный ярлык: подкулачник. Как легко догадаться, подкулачником мог стать каждый крестьянин, если в отношении его лояльности советской власти и колхозному строительству существовали какие-то сомнения. Начальник ГПУ Украины Б.А.Балицкий в письме от 25 февраля 1930 г. на имя Г.К. Орджоникидзе писал, что при проведении раскулачивания в Николаевском округе некоторые коммунисты и комсомольцы отказывались от проведения раскулачивания, «а один комсомолец сошёл с ума при проведении этой операции». Прочитав сообщение, Орджоникидзе пометил: «Интересное письмо». Сталин написал сверху: «В архив».</p><p></p><p>[ATTACH=full]1832[/ATTACH]</p><p></p><p><strong>Единственная фотография</strong></p><p><strong>Павлика Морозова.</strong></p><p><strong>Посвящённый ему музей в</strong></p><p><strong>дер. Герасимовка Тавдинского района</strong></p><p><strong>станет музеем коллективизации</strong></p><p><strong>и раскулачивания</strong></p><p>На узловых станциях мужиков, детей, женщин, стариков и старух грузили, словно скот, в товарные теплушки и отправляли в Среднюю Азию, Казахстан, Коми, на Урал, в Сибирь. Везли неделями без хлеба, пищи и воды, по приезде поселяли в голую степь и предлагали устраиваться как угодно. Работы, медицинской помощи, жилья, продуктов — ничего не было, раскулаченные умирали сотнями, особенно маленькие дети и старики. Так осуществлялся форменный геноцид, жертвой которого становилась самая трудолюбивая и крепкая часть крестьянства. Только к лету 1930 г. было ограблено и разорено более 320 тыс. крестьянских хозяйств, присвоено имущества на сумму более 400 млн руб. Кроме того, не менее 100 тыс. хозяйств «самораскулачились» — крестьянские семьи успели распродать, порой за бесценок, нажитое имущество и бежать от арестов и депортации в города и на стройки. За февраль—апрель 1930 г. насильственной депортации из мест своего проживания в отдалённые районы СССР подверглись почти 350 тыс. человек.</p><p></p><p>Поскольку в постановлениях Политбюро не содержалось чёткого определения понятия «кулак», это обстоятельство привело к тому, что геноцид против крестьянства принял сразу же гораздо более широкие масштабы, чем это предусматривалось планами. В «кулаки», со всеми вытекающими последствиями, мог быть записан каждый крестьянин: кто хоть самый короткий срок использовал рабочую силу односельчан, не желал идти в колхоз, высказывал сомнения в его экономической эффективности, имел личные счёты с уполномоченными по хлебозаготовкам, односельчанами, представителями райисполкома или чем-то не угодил уполномоченному ОГПУ. Слово «кулак» превратилось в клеймо, означавшее одно: конфискацию имущества, разорение, полный слом прежнего быта, депортацию, бесконечные лишения и мытарства для детей и внуков, а может быть — концлагерь или расстрел. Расстрелы проводились по приговорам внесудебных органов — так называемых<em> троек </em>из представителей ОГПУ, партийных и советских органов. Трупы закапывали в балках, оврагах, заброшенных колодцах и шахтах, часто небрежно. Иногда могильники вскрывались по весне и обнаруживались местными жителями, ничего не знавшими о судьбе арестованных односельчан.</p><p>[/QUOTE]</p>
[QUOTE="moder, post: 8135, member: 1"] Дополнение к теме: [URL]https://roscenzura.com/threads/2497/[/URL] Сталинская коллективизация, механизм и последствия которой до сих пор не получили должного историко-правового осмысления, стала своеобразным завершением революционного процесса 1917 г. Выдающийся русский мыслитель и правовед Иван Александрович Ильин, размышляя о характере национальной катастрофы, постигшей Россию в ХХ столетии, справедливо заметил: «Русский человек, начавший революцию в качестве инстинктивно-индивидуализированного бунтовщика, заканчивает её в качестве инстинктивно и духовно-коллективизированного раба. Большевизм был только соблазном; настоящим замыслом был коммунизм. Надо было взбунтовать русского гражданина, чтобы превратить его в крепостного крестьянина»[I].[/I] И.А. Ильин указывал на несомненную причинно-следственную связь между беспрецедентными социальными коллизиями 1917—1922 гг. и 1929—1933 гг. С точки зрения учёного, «революционные партии позвали крестьянство к “чёрному переделу”, осуществление которого было сущим безумием, ибо только “тело земли” переходило к захватчикам, а ”право на землю” становилось спорным, шатким, непрочным». «Историческая эволюция давала крестьянам землю, право на неё, мирный порядок, культуру хозяйства и духа, свободу и богатство; революция лишила их всего… Коммунисты ограбили и пролетаризировали крестьян и ввели государственное крепостное право». Трезвость и обоснованность высказанных И.А. Ильиным суждений остро диссонирует с представлениями современного российского общества, по-прежнему пребывающего в плену десятилетних идеологических стереотипов «об объективной неизбежности коллективизации и форсированной индустриализации» и не желающего рассматривать события 1929—1933 гг. в качестве подлинного геноцида, развязанного советской партийно-чекистской номенклатурой против многомиллионного крестьянства. После затяжных хлебозаготовительных кризисов 1927—1928 гг. новый 1929 г. не принёс советской деревне облегчения в отношениях с государством. В стране разворачивался очередной виток гражданской войны, совсем не завершившейся с оставлением Белыми армиями России в 1920—1922 гг. Противоборствующими сторонами в этой войне выступали: с одной стороны — номенклатура ВКП(б), её карательный аппарат в лице ОГПУ, местные советские и партийные органы, а также, отчасти, Рабоче-крестьянская Красная армия (РККА), с другой стороны — наиболее хозяйственная и трудолюбивая часть крестьянства, обречённая на полное физическое истребление. О неуклонном нарастании конфликта между деревней и номенклатурой ВКП(б) на протяжении 1929 г. красноречиво свидетельствуют следующие цифры, обобщённые секретно-политическим отделом ОГПУ СССР весной 1931 г.: в 1929 г. имело место 9093 случая массовых выступлений крестьян (в 1928 — 1027) и 1307 актов террора против представителей советских, партийных и карательных органов (в 1928 — 709). [attach=full]1824[/attach] [B]Приём заявлений о приёме в колхоз[/B] Главной проблемой в отношениях между государством и крестьянством оставалось выполнение заданий по хлебозаготовкам, т.к. продовольственно-зерновая ситуация продолжала обостряться. В апреле 1929 г. были введены карточки на хлеб, к концу года карточная система охватила все виды продовольственных товаров, а потом затронула и промышленные. Если в «образцово-показательных» Москве и Ленинграде положение как-то регулировалось, то в провинции оно неуклонно ухудшалось. Так, в 1929 г. смоленский рабочий получал в день 600 г хлеба, члены его семьи — по 300 г хлеба; на одного человека полагалось в месяц от 200 г жиров, до 1 л подсолнечного масла, сахара — 1 кг в месяц. Причина продовольственных затруднений выглядела весьма прозрачно — крестьяне по-прежнему не желали продавать государству хлеб по низким закупочным ценам, обесценивавшим тяжёлый сельскохозяйственный труд. Объёмы хлебозаготовок продолжали неуклонно снижаться. Например, по Северо-Кавказскому краю январский (1929 г.) месячный план заготовок оказался выполнен только на 54%. Информационные сводки ОГПУ сухо фиксировали следующие высказывания в крестьянской среде зимой 1929 г. «Хлеб государству не повезу до тех пор, пока будет возможность продать на частном рынке». [I](Сальский округ).[/I] «Поскольку нет принудительной ссыпки хлеба, не нужно поддаваться агитации коммунистов и сдавать им хлеб. Пусть лучше наш хлеб погибает, но даром не отдадим» [I](Армавирский округ).[/I] «Вот дожили — деньги есть, а купить нечего, хоть голый да босый ходи. Надоела эта кукольная комедия. Неужели они думают долго царствовать и народ мучить — ведь чем дальше, тем хуже становится, и недостаток во всём увеличивается». [I](Армавирский округ).[/I] «Мы, красные партизаны, боролись не за то, чтобы стоять в очередях, как раньше — при старом правительстве, а за то, чтобы крестьянину была дана свобода, однако её мы не добились, её нет и не будет […] Власть смотрит на крестьянина, как на пасынка, время за неё взяться, как брались в 1918 году». [I](станица Безскорбная, Армавирский округ).[/I] «Коммунисты и сама власть подгоняет нас, мужиков, в коллективы для того, чтобы в случае войны этот коллектив крепко стоял за Советскую власть, так как на самых лучших мужиков надежда слабая […] Война весной неизбежна». [I](Арсеньевский район, Украина).[/I] «Умрём с голоду, власть хлеб отбирает, а нам ничего не даёт. От власти нам хорошего не получить, надо находить выход самим. Пора опять браться за оружие». [I](Тамбовский район).[/I] «Ничего не пожалею, последнюю корову отдам, лишь бы уничтожить эту проклятую власть и придушить всех стервецов-коммунистов. Мы с нетерпением ждём объявления войны, тогда мы рассчитаемся со всеми коммунистами и с теми, кто их поддерживал. Не долго будут грабить нас теперь, скоро настанет и для нас час». [I](Владимирская губерния, Муромский уезд).[/I] [attach=full]1825[/attach] [B]Лишённым собственности крестьянам оставалось два выхода: ехать в город на стройки или вступать в колхоз[/B] Регулярно знакомясь с информационными сводками ОГПУ о положении в стране, И.В. Сталин, В.М. Молотов и другие руководители ВКП(б) наблюдали прогрессирующий рост недовольства, постепенно перераставший в вооружённое сопротивление власти. За первые [B]три[/B] месяца 1929 г. количество совершённых террористических актов против представителей советских и партийных органов в сельской местности (119) превысило показатель последних [B]четырёх[/B] месяцев прошедшего 1928 г. (113). А за [B]один[/B] [B]апрель[/B] (!) 1929 г. терактов оказалось на 25% больше, чем в сумме за январь, февраль и март (159 против 119). Партия большевиков, совершая очередное преступное действие, вновь предваряла его тщательным теоретическим обоснованием. Весной 1929 г. Сталину и его последователям было необходимо не просто объяснить рядовым коммунистам и стране, ради какой высокой цели крестьянин должен лишиться собственности и результатов упорного труда, но и теоретически обосновать избранный способ насильственного включения крестьянства в создававшуюся принудительную экономику. 23—29 апреля 1929 г. состоялась XVI партийная конференция — важная веха в строительстве сталинской государственной модели. ВСНХ предложил конференции план первой пятилетки — комплексный проект развития народного хозяйства на ближайшие пять лет. Этот план предполагал следующее: а) экономическое развитие всех районов страны; б) максимальное использование всех возможных людских и промышленных ресурсов; в) интенсивный рост вложений финансов в строительство новых промышленных объектов (фабрик, заводов, железных дорог, электростанций и т.п.); г) интенсивный рост производительности труда, выпуска сельскохозяйственной продукции и промышленных товаров, добычи полезных ископаемых. Выполнение первой пятилетки по плану Сталина создавало необходимые условия для форсированной индустриализации страны — т.е. для строительства её собственного военно-промышленного комплекса, тяжёлого машиностроения, а в целом — мощной государственной централизованной экономики, независимой от иностранного капитала и оборотов внешней торговли. Необходимость выполнения предложенного плана и скорейшей индустриализации Сталин мотивировал лаконично: «Если мы за 10 лет не пробежим путь, на который другие страны затратили 50—100 лет, нас сомнут!» Контрольные цифры пятилетнего плана завораживали сознание коммунистов-идеалистов и сочувствующих, включая делегатов XVI партийной конференции. Они открывали путь к «сияющим высотам» нового справедливого, как им грезилось, общества, в котором будет отсутствовать нищета и эксплуатация человека человеком. Никто из делегатов не усомнился в чудовищной лживости, бездарности и невыполнимости предложенного плана, т.к. они уже имели «опыт» преодоления невозможного. Разве можно было представить истребление целых социальных групп за несколько лет? Изъятие чужой собственности, в том числе собственности Церкви? Заражение сознания миллионов людей бациллой ненависти к чужому достатку и историческому прошлому собственной родины? Можно ли было считать реальным уничтожение в считанные годы целой страны как духовной реальности, её традиций, быта, морали, уклада семейной жизни? Но если партия Ленина и Троцкого успешно справилась с вышеперечисленными задачами в политике и преуспела в разрушении естественной социальной структуры общества, почему же партия Сталина, в свою очередь, не могла осуществить невозможное в экономике? Коммунисты не понимали, что уничтожение исторической России им удалось осуществить, с одной стороны, при полном равнодушии основной массы крестьянства к судьбе собственной страны в событиях 1917—1922 гг., а с другой — при активном содействии его маргинальной части. Теперь речь шла об уничтожении хозяйственного ядра самого крестьянства, с последующим превращением остальных в бесправных сельскохозяйственных или фабрично-заводских рабов. Фактически война объявлялась уже не сравнительно немногочисленной элите нации[I], [/I]а большинству народа и решение подобной задачи могло встретить непредвиденные трудности. [SIZE=3][B]Контрольные цифры первого пятилетнего плана[/B][/SIZE] [B]Сталинский план 1927—1928 гг.[/B] [B]Итог 1932—1933 гг.[/B] Добыча угля, [I]млн т[/I] 35 105 Добыча нефти, [I]млн т[/I] 11,7 55 Производство чугуна, [I]млн т[/I] 3,2 16 Размер вложений капиталов в экономику, [I]млрд руб.[/I] 26,5 (1923—1928) 64,6 (1929—1933) Коллективные хозяйства на селе, % не более 5 15—20 Обратим внимание на приведённые цифры. Трудно себе представить, что по мановению волшебной палочки все экономические показатели выросли бы в 3—5 раз сами по себе. Для их увеличения требовались в первую очередь деньги, а во вторую — количественный рост рабочей силы в промышленности[I]. [/I]Внешняя торговля, постепенная продажа за границу русского золота, произведений искусства из бывших императорских музеев и частных коллекций необходимые финансы предоставить не могли, и уж тем более — не позволяли увеличить рост рабочей силы. Единственным и реальным источником безвозмездного получения огромных средств и рабочих рук для промышленности оставались крестьянство и накопленная им собственность — недвижимость, скот, хлеб, материальные ценности, а также крестьянская трудовая квалификация[I] — [/I]умение работать. Естественно, что крестьянство не собиралось даром отдавать советскому государству накопленную собственность, и тем более — превращаться в источник дешёвой рабочей силы ради осуществления непонятных пятилетних планов. Поэтому предполагалось принудительно изъять крестьянскую собственность, т.е. совершить второе после экспроприаций 1917—1921 гг. ограбление в государственном масштабе. Затем ограбленные и лишённые собственности крестьяне могли выбирать лишь один из двух вариантов: либо переселяться в город, на стройки и ради собственного пропитания становиться искомой рабочей силой, либо остаться в деревне, но жить и трудиться в коллективном и контролируемом государством хозяйстве. Уровень оплаты, а также условия труда определяло государство, получавшее таким образом фактически нищих, бесправных, дешёвых рабов и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Сопротивлявшиеся такому «перераспределению» материальных благ и ресурсов либо уничтожались, либо непосредственно принуждались к бесплатному и ненормированному труду в концентрационных лагерях. [attach=full]1826[/attach] [B]Плакат 1930-х гг.[/B] Процессы 1929—1932 гг., в ходе которых состоялись ограбление номенклатурой ВКП(б) и советским государством крестьянской собственности и трудовых ресурсов; сознательное разорение крестьянских семей для их принудительного использования в промышленности; и, наконец, умышленное физическое истребление наиболее трудолюбивой и материально независимой части крестьянства получили название [I]коллективизации сельского хозяйства. [/I]Внешним проявлением коллективизации явилась насильственная организация на селе коллективных хозяйств (колхозов), в рамках которых принудительно объединялись разнообразные виды собственности личных крестьянских хозяйств — скот, земля, средства её обработки, а в некоторых случаях — даже домашняя птица. Фактически колхозная собственность становилась государственной[I], [/I]а колхозники превращались в лично зависимых сельскохозяйственных рабочих. Стоимость и производительность их труда определялись произволом государства, которому бесправный нищий крестьянин не мог ничего противопоставить. Программа превращения независимого крестьянина-собственника в «коллективизированного раба» реализовывалась примерно на протяжении пяти лет: с 1929 по 1933 г. В СССР к 1929 г. проживали примерно 160 млн человек, из которых не менее 130 млн составляли крестьяне (80%), следовательно, в ходе первой пятилетки предполагалось кардинально и необратимо изменить жизнь подавляющего большинства населения страны. И Сталин, и его последователи объясняли проведение коллективизации необходимостью индустриализации и создания военно-промышленного комплекса в кратчайшие сроки, без чего «первое в мире социалистическое государство» оказалось бы раздавлено «враждебным окружением капиталистических государств». Сталинская точка зрения, оправдывающая беспрецедентное в истории ограбление и уничтожение крестьянства, разделяется многими до сих пор. Но в действительности такая постановка вопроса — не более чем миф, предназначенный для сокрытия подлинных целей коллективизации, т.к. никакой реальной военной опасности извне Советскому Союзу не было вплоть до 1941 г. Ни одно государство Европы и Азии не только не собиралось, но и не могло позволить себе по причине ограниченности ресурсов открыть военные действия против СССР в 1929—1939 гг. Какие же цели преследовала высшая номенклатура ВКП(б) на самом деле? [I]Во-первых[/I], в ходе коллективизации был ликвидирован последний потенциальный источник опасности для однопартийного режима — независимый производитель товарного хлеба и продовольствия в лице экономически свободного крестьянства. Рано или поздно намерения партии создать послушного гражданина социалистической формации — советского человека, в идеале лишённого веры в Бога, исторической памяти, преемственности, семьи, личной чести и достоинства и беззаветно преданного лишь партийным вождям — вступили бы в противоречие с мироощущением крестьянства. Независимо от занятой в ходе революции и Гражданской войны позиции, крестьянство оставалось носителем определённой системы ценностей: традиционных быта и уклада, прочности и самодостаточности семейных отношений, стремления к накоплению и личному достатку и даже — совестливости, проистекавшей из определённой религиозности сознания. Вышеперечисленные ценности категорически отрицались большевиками со времён Ленина и Троцкого. Носители же подобных качеств не могли быть достойными гражданами «всесоюзной уравниловки» и апологетами новой большевистской морали. Тем более никто не мог поручиться за их поведение «в грядущей битве за переустройство мира» на началах «самого справедливого марксистско-ленинского учения». Настоящий русский крестьянин, будучи материально независимым, в силу своего своеобразного отношения к жизни не мог стать послушным «винтиком» интернационально-социалистического общества с планово-распределительной экономикой. Следовательно, он подлежал либо нейтрализации, либо уничтожению. Стремление высшей номенклатуры ВКП(б) во главе со Сталиным к созданию абсолютно послушного общества и устранение потенциальной опасности для своей власти со стороны крестьянства стали главными причинами коллективизации 1929—1933 гг. [attach=full]1827[/attach] [B]Первая тракторная колонна МТС[/B] [I]1928 г.[/I] [I]Во-вторых[/I], ускоренное построение «социализма» в деревне, формально обусловленное необходимостью создания военно-промышленного комплекса ради «благородной» цели — спасения СССР от внешней «агрессии» — предоставляло уникальный повод Сталину превратить Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) в идеальный механизм, который стал бы главным и единственным носителем государственной и военно-политической власти в СССР. По логике сталинцев, каждый, кто выступал против темпов или методов коллективизации, выступал против насущной необходимости индустриализации страны и, следовательно, был готов отдать СССР на растерзание внешним врагам, т.е. хотел погубить советскую власть. Никем другим, кроме как «ренегатом», «оппортунистом», затем «контрреволюционером» и «врагом народа», такой человек не мог быть. В борьбе за укрепление индустриальной мощи страны партия была обязана сплотиться и безжалостно ликвидировать остатки любой оппозиции, объективно препятствующей социалистическим преобразованиям. Таким образом, коллективизация и борьба за индустриализацию страны позволяла Сталину политически уничтожить любых противников, прекратить деятельность всех несогласных с его методами коммунистов и добиться полного единовластия внутри ВКП(б), заложив основу для создания режима личной власти в СССР. [I]В-третьих[/I], ограбление крестьянства и перевод населения страны на положение промышленных и сельскохозяйственных рабов создавал искомые ресурсы для производства невиданных ещё в мире объёмов вооружений. Постоянное наращивание выпуска военной продукции должно было обеспечить партии несомненное превосходство над потенциальными противниками и привести к советизации Европы. Очарованные перспективами молниеносного построения социализма в отдельной взятой стране, делегаты XVI партийной конференции без всякого сопротивления приняли план первой пятилетки, фактически подписав смертный приговор российскому крестьянству. Первоначальные методы, использовавшиеся местными советскими и партийными органами и принуждавшие крестьян к вступлению в колхозы, носили скрытый характер. Для сопротивлявшихся увеличивался размер индивидуального налога и объём хлебозаготовок. Другими словами, крестьянина, желавшего сохранить самостоятельность, предполагалось умышленно разорить, а затем принудить к вступлению в колхоз. Однако подобная мера дала лишь половинчатый результат — крестьянин в ответ на подобное давление резко сократил посевную площадь. Летом 1929 г. в сельской местности появились так называемые машинно-тракторные станции (МТС), принадлежавшие государству. МТС обеспечивали колхозы техникой для обработки земли и вывоза урожая, а колхозы за это должны были рассчитываться с МТС частью собранного урожая. Так ещё до сплошной коллективизации возникла первая форма контроля над колхозами[I]. [/I]Без помощи МТС колхозник не мог работать на земле. [attach=full]1828[/attach] [B]Газета Веневского уезда «За сплошную коллективизацию»[/B] [I]1930 г.[/I] В августе 1929 г. отдел по работе в деревне ЦК ВКП(б) провёл специальное совещание, на котором впервые рассматривался вопрос о коллективизации целых районов страны. Осенью 1929 г. была запущена машина поголовно-принудительной сплошной коллективизации, в территориальных комитетах ВКП(б) начали создаваться особые комиссии содействия коллективизации из представителей советского и партийного актива. По официальным оценкам в СССР к лету 1929 г. насчитывалось 24,5 млн индивидуальных крестьянских хозяйств, в т.ч.: 8 млн бедняцких (32%), 15 млн середняцких (61%) и 1,5 млн кулацких (7%). Инициатива создания колхозов на местах принадлежала бедноте, это признавали сами большевики. В итоге коллективизация направлялась против 2/3 индивидуальных крестьянских хозяйств. Первыми регионами сплошной коллективизации стали Чапаевский район (Средне-Волжский край), Ирбитский округ (Уральская область), Кущевский, Моздокский и Мечетинский районы на Северном Кавказе и др. Но и в этих районах к осени 1929 г. «сплошной» уровень оставался относительным, т.к. в колхозах числилось от 20 до 50% хозяйств. Обобществление земли, скота, проводившиеся в рамках колхозов, а также уравнивание трудовых усилий лодырей и тружеников особого энтузиазма не вызывали, и колхозы у трудолюбивых и хозяйственных крестьян популярностью не пользовались. 7 ноября 1929 г. в «Правде» была опубликована статья Сталина «Год великого перелома», в которой автор откровенно лгал, утверждая, что партии «удалось повернуть основные массы крестьянства» к коллективным хозяйствам, а также организовать «коренной перелом в недрах самого крестьянства и повести за собой широкие массы бедноты и середняков». В действительности к моменту публикации статьи даже из бедняцких хозяйств в колхозы вступили не более четверти от их общего числа. Но сталинская публикация задала тон партийно-чекистским органам, и с лёгкой руки автора весь период коллективизации получил крылатое название «великого перелома». Это и был великий перелом — перелом нормального, экономически эффективного хозяйствования на земле, традиционного крестьянского быта и миллионов человеческих судеб. Вскоре после публикации сталинской статьи состоялся очередной пленум ЦК ВКП(б), участники которого пребывали в эйфории от темпов коллективизации. При более внимательном рассмотрении реального положения дел уже определённо вырисовывалась вся убогость очередного «эксперимента» большевиков, т.к. уже к исходу осени 1929 г. катастрофически не хватало мощностей для обработки стремительно разраставшихся пахотной земли в создававшихся колхозах. Если в 1927—1928 гг. тракторами было обработано почти 50% колхозной пахотной земли, то к 1930 г. эта цифра вряд ли поднялась бы выше 15% (!). Такая диспропорция объяснялась просто: советская промышленность не могла обеспечить колхозы необходимым им количеством тракторов, в то время как площадь колхозной земли резко увеличивалась. Нажим на деревню вызвал естественное сокращение количества рабочего скота (лошадей, волов и т.п.) — пахать и возить становилось всё проблематичнее. На горизонте замаячили спад урожайности и даже голод, но номенклатуру подобные «мелочи» мало беспокоили, т.к. главным оставалось одно — темпы социалистического преобразования деревни[I].[/I] В.М. Молотов — секретарь ЦК ВКП(б) по сельскому хозяйству и один из главных организаторов коллективизации — выразил уверенность в несомненной коллективизации Северного Кавказа к исходу лета 1930 г. После пленума в городах начался отбор 25 тыс. рабочих, в большинстве своём комсомольцев и коммунистов, направляемых в деревню для создания колхозов и руководства ими. «Двадцатипятитысячники», как их называли, не знали деревни и сельского хозяйства, крестьянских проблем и крестьянского быта, однако были готовы слепо и фанатично выполнить волю партии — любой ценой провести в деревне социалистические преобразования, разорить преуспевающие хозяйства, по сути дела ограбить крестьян и превратить их в покорных и равнодушных производителей сельхозпродукции. Большая часть «двадцатипятитысячников» направлялась на срок от одного до двух лет на Дон, Кубань, Украину, в центрально-чернозёмные районы РСФСР и другие зерновые регионы. Именно здесь производилась основная масса хлеба, поэтому ожидалось наиболее упорное сопротивление. В декабре 1929 г. была создана комиссия для разработки вопросов о темпах коллективизации[I], [/I]которую возглавил нарком земледелия СССР Я.А. Яковлев (Эпштейн). В комиссию вошли в первую очередь представители партноменклатуры, руководившие уничтожением крестьянских хозяйств и насаждением колхозов: А.А. Андреев (Северный Кавказ), К.Я. Бауман (Московская область), С.В. Косиор (Украина), Б.П. Шеболдаев (Нижнее Поволжье), Ф.И. Голощёкин (Казахстан), И.М. Варейкис (центральные области РСФСР) и др. В зерновых районах СССР коллективизацию планировалось завершить в срок от 8 месяцев до 1,5 лет, в остальных — к завершению первой пятилетки, т.е. к концу 1933 г. Под «сплошной коллективизацией» комиссия Яковлева подразумевала 100% принудительное включение в колхозы «бедняцких» и «середняцких» хозяйств. Хозяйства «кулаков» в колхозы не допускались; их собственность подлежала конфискации в пользу колхоза и государства, а сам «кулак» и члены его семьи подвергались различного рода репрессиям. Открытое ограбление крестьян, сопровождавшееся репрессиями, называли раскулачиванием. [attach=full]1829[/attach] [B]Двадцатипятитысячники из Лениграда, приехавшие в Барнаульский округ[/B] [I]1930 г.[/I] 21 декабря 1929 г. народы СССР впервые помпезно отметили 50-летие со дня рождения И.В.Сталина. По выражению историка М.Я. Геллера, Cоветская страна «впервые узнала, что у неё есть Великий Вождь — организатор Октябрьской революции, создатель Красной Армии и выдающийся полководец, разгромивший армии белых и интервентов, хранитель ленинской «генеральной линии», разгромивший всех оппозиционеров, вождь мирового пролетариата и великий стратег пятилетки». Спустя неделю Сталин выступил на конференции аграрников-марксистов, объявив о начале ликвидации «кулачества» в СССР: «Вопрос стоит так: либо один путь, либо другой, либо назад — к капитализму, либо вперёд — к социализму. Никакого третьего пути нет и не может быть». Речь Сталина означала формальный конец недолговечного нэпа, который фактически исчерпал себя ещё в период хлебного кризиса 1927—1928 гг. Кроме того, вождь заявил: «Теперь мы имеем возможность повести решительное наступление на кулачество, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс и заменить его производство производством колхозов и совхозов. Теперь раскулачивание производится самими бедняцко-середняцкими массами, осуществляющими сплошную коллективизацию. Теперь раскулачивание в районах сплошной коллективизации не есть уже просто административная мера. Теперь раскулачивание представляет там составную часть образования и развития колхозов. Поэтому смешно и несерьёзно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут». [SIZE=3][B]В тисках сталинской коллективизации: 1930—1931 гг.[/B][/SIZE] 5 января 1930 г. ЦК ВКП(б) вынес постановление, согласно которому коллективизации подлежало «огромное большинство крестьянских хозяйств»[I].[/I] Постановление грубо нарушало решение XVI партийной конференции (апрель 1929 г.), в соответствии с которым предлагалось коллективизировать не более 20%, но разве решения форумов партии не являлись фикцией перед волей её аппарата? 15 января решением Политбюро была образована новая спецкомиссия во главе с секретарём ЦК В.М.Молотовым, в которую вошли более 25 представителей номенклатуры ВКП(б), советских учреждений и центрального аппарата ОГПУ. В комиссию Молотова были кооптированы многие члены предыдущей комиссии Я.А.Яковлева: А.А.Андреев, И.М.Варейкис, Ф.И.Голощёкин, Б.П.Шеболдаев, сам Яковлев и др. Однако в отличие от комиссии Яковлева, занимавшейся общим планированием коллективизации, комиссия Молотова разработала конкретные предложения по «ликвидации кулачества», сводившиеся к следующему. [B]1.[/B] Отмена действия закона об аренде и применении наёмного труда — тем самым у «кулаков» выбивалась экономическая основа их хозяйства. Они больше не могли пользоваться собственным земельным наделом («аренда») и нанимать односельчан для его обработки («наёмный труд»). [B]2. [/B]Насильственное изъятие собственности[I]: [/I]орудий производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельхозпродукции (мельниц и пр.), продовольственных, фуражных и семенных запасов. [B]3.[/B] Всё «кулацкое население» разбивалось на III категории: отнесённые ОГПУ и местным совпартактивом к I категории («контрреволюционный актив») — этапировались в концлагеря или подлежали расстрелу; отнесённые ко II категории — депортировались в отдалённые местности СССР; отнесённые к III категории — выселялись за пределы колхоза, проводившего раскулачивание. [B]30 января 1930 г.[/B] предложения комиссии Молотова были оформлены секретным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), явившимся одним из важнейших документальных оснований коллективизации. По I категории планировалось этапировать в концлагеря или расстрелять 60 тыс. человек, по II категории планировалось депортировать на север СССР, в Сибирь, на Урал, в Казахстан 245 тыс. человек. При депортации несчастным оставлялись лишь «самые необходимые предметы домашнего обихода, элементарные средства производства» (топор, лопата и т.п.), «минимум продовольствия». Деньги подлежали конфискации, на каждую семью разрешалось оставить не более 500 руб. (т.е. в среднем менее 100 руб. на человека, меньше месячной зарплаты). Отобранная у крестьян собственность поступала в фонды колхозов, часть конфискованного получало государство в качестве «возмещения долгов от кулачества». Дома «кулаков» превращались в избы-читальни, помещения сельсоветов, деревенские клубы, школы или общежития для колхозников. На колхозы возлагалась ответственность за засев «кулацкого» земельного надела и сдачу государству соответствующего количества сельхозпродукции. Грабежу подлежали и все вклады «кулаков» в сберкассах. Одновременно Политбюро приняло решения о закрытии сельских церквей и молитвенных домов, об увеличении штатов и войск ОГПУ, о запрете «кулакам» свободно переселяться из района проживания и распродавать своё имущество, о выделении спецэшелонов для этапирования спецпереселенцев к местам депортации и т.д. Вышеперечисленные мероприятия коснулись первоначально зерновых районов, а затем — территории всей страны. Из перечня представителей высшей номенклатуры ВКП(б) и органов ОГПУ виновными в планировании и организации преступлений в отношении крестьянства в 1929—1930 гг. следует назвать следующих лиц: членов Политбюро К.Е.Ворошилова, М.И.Калинина, В.В.Куйбышева, В.М.Молотова (Скрябина), А.И.Рыкова, Я.Э.Рудзутака, И.В.Сталина (Джугашвили), М.П.Томского (Ефремова); секретарей крупных территориальных комитетов ВКП(б), а также представителей советских органов власти и юстиции, практически организовывавших выполнение постановления Политбюро: И.М.Варейкиса, В.Я.Чубаря, Ф.И.Голощёкина, Б.П.Шеболдаева, Р.И.Эйхе, Н.В.Крыленко, И.А.Зеленского, И.Д. Кабакова, Ф.Г.Леонова, М.О.Разумова, П.П.Постышева, Л.Б.Рошаля, А.А.Андреева, И.А.Спирова, М.М.Хатаевича, Я.А.Яковлева (Эпштейна), П.И.Стучку, Н.А.Кубяка и др.; руководителей центрального аппарата и подразделений в системе органов ОГПУ СССР: В.Р.Менжинского, Г.Г.Ягоду, Л.М. аковского (Штубиса), Е.Г.Евдокимова, Я.С.Агранова (Соринзона), Т.Д.Дерибаса, Я.К.Ольского-Куликовского, Д.Я.Кандыбина, Г.Е.Прокофьева, Г.Я.Рапопорта, П.Г.Рудя, В.И.Музыканта, Л.Г.Миронова, Г.П.Матсона и др. К февралю коллективизация вовсю набирала обороты, постановление Политбюро от 30 января лишь подхлестнуло её и фактически узаконило невиданный произвол, творимый в отношении крестьянства представителями райисполкомов, местных комитетов партий, сельсоветов и уполномоченными райотделов ОГПУ. Заведующий отделом агитации ЦК ВКП(б) Г.Н. Каминский, обращаясь к территориальным советским и партийным органам, цинично заявил: «Если в некотором деле вы перегнёте и вас арестуют, то помните, что вас арестовали за революционное дело». Создание крупных колхозных хозяйств, объединявших зачастую по несколько сёл и деревень, превращалось в полную профанацию, т.к. обрабатывать образовавшуюся огромную пахотную площадь было нечем — к весне 1930 г. в зерновых районах 1 трактор приходился на 10—15 колхозов, а в остальных — на 50—60 колхозов. Как же происходил процесс раскулачивания? [attach=full]1830[/attach] [B]Раскулачивание владельца фотомастерской Ю.Зайцева.[/B] [I]Чувашия[/I] «Кулаков», отнесённых к подрасстрельной «I категории», арестовывали уполномоченные ОГПУ и организовывали доставку арестованных в окружной, областной или краевой отдел ГПУ, где решалась их судьба: лагерь или расстрел. Во многих зерновых районах СССР и, в частности, на Северном Кавказе в бывших областях казачьих войск массовые аресты «кулаков I категории» начались в ночь с 5 на 6 февраля, в Донецком и Шахтинско-Донском округах — с 24 на 25 февраля. Всего за три недели с 6 по 26 февраля только по Северному Кавказу и Дагестану чекисты арестовали более 26 тыс. «кулаков» — «глав кулацких хозяйств», а к концу февраля по СССР — более 62 тыс. человек! Заодно по старой чекистской традиции арестовывались монахи, священники, деятельные прихожане, бывшие помещики и дворяне, белогвардейцы и т.д. Семьи арестованных ОГПУ «кулаков» автоматически относились к следующей категории. За период с января по апрель органы ОГПУ арестовали по политическим мотивам 141 тыс. человек (в том числе «кулаков» — 80 тыс.), а за май — сентябрь — 143 тыс. человек (в том числе «кулаков» — 45 тыс.). Всего за 1930 г. через «тройки» органов ОГПУ прошло почти 180 тыс. человек, из которых около 19 тыс. были осуждены к расстрелу, и около 100 тыс. — к заключению в тюрьмах и лагерях. Списки «кулаков II категории» составлялись на общем собрании колхозников и утверждались райисполкомами — исполнительными органами местных Советов. Порядок выселения за пределы колхоза «кулаков III категории» определяли местные исполнительные органы советской власти. Здесь открывался небывалый простор для сведения личных счётов, удовлетворения чувства зависти и мести лодырями и деревенскими пьянчугами по отношению к более трудолюбивым хозяйственным соседям. Массовое раскулачивание на Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, Центрально-Чернозёмном районе, на Урале началось в начале февраля 1930 г. Выполняя процентную «норму по раскулачиванию», действовали без особого разбора: в Курском округе из 9 тыс. раскулаченных почти 3 тыс. составляли середняки, около 500 — семьи военнослужащих РККА и т.д. В Льговском округе более 50% раскулаченных оказались середняками и семьями красноармейцев. В одном Хопёрском округе оказались раскулачены более 3 тыс. середняков и 30 бедняков (!). Холмогорский район за первые 10 дней марта «коллективизировался» с 9 до 93% (!). Имущество и вещи раскулаченных тут же складывались у церкви, продавались с торгов, часы, шубы покупали за бесценок местные коммунисты и активисты колхоза. Подобные безобразия творились на всей территории страны. Местный колхозный актив, члены ВКП(б) и комсомольцы вместе с представителями райисполкомов, райкомов партии проводили опись имущества, затем семья «кулака», насчитывавшая в среднем от 5—6 до 10—12 человек, выгонялась из дома на улицу с минимальными пожитками и в кратчайший срок отправлялась на ближайшую железнодорожную станцию в общей колонне таких же несчастных. Дорвавшийся до дармового, недоступного ранее добра, колхозный актив отбирал у раскулачиваемых валенки, полушубки, шапки, платки, шали, перины, подушки, посуду, детские игрушки и матрасики — всё, что ценилось, вплоть до женского нижнего белья. По выражению одной коммунистки[I],[/I]участвовавшей в раскулачивании, «оставляли их в чём мать родила». По донесениям органов ГПУ, в Смоленской области лозунгом многих бригад по раскулачиванию стали слова: «Пей и ешь — всё наше!» Одно из самых пронзительных свидетельств рисует следующую картину раскулачивания в средней полосе РСФСР. «Было мне тогда четыре года, когда пришли раскулачивать моих родителей. Со двора выгнали всю скотину и очистили все амбары и житницы. В доме выкинули всё из сундуков, отобрали все подушки и одеяла. Активисты тут же на себе стали примерять отцовские пиджаки и рубашки. Вскрыли в доме все половицы, искали припрятанные деньги и, возможно, золото. С бабушки (она мне приходилось прабабушкой, ей было больше 90 лет, и она всегда мёрзла) стали стаскивать тулупчик. Бабушка, не понимая, чего от неё хотят активисты, побежала к двери, но ей один из них подставил подножку, и когда она упала, с неё стащили тулупчик. Она тут же и умерла. [attach=full]1831[/attach] [B]Раскулачивание[/B] [I]Художник Г.Попов[/I] Ограбив нас и убив бабушку, пьяные уполномоченные с активистами, хохоча, переступили через мёртвое тело бабушки и двинулись к нашим соседям, которые тоже подлежали раскулачиванию, предварительно опрокинув в печи чугуны со щами и картошкой, чтобы мы оставались голодными. Отец же стал сколачивать гроб из половиц для бабушки. В голый и разграбленный наш дом пришли женщины и старушки, чтобы прочитать молитвы по новопреставленной рабе Господней. Три дня, пока покойница лежала в доме, к нам ещё не раз приходили уполномоченные, всякий раз унося с собой то, что не взяли ранее, будь то кочерга или лопата. Я сидела на окне и караулила — не идут ли опять активисты. И как только они появлялись, быстро стаскивала со своих ног пуховые носочки, которые мне связала моя мама и прятала под рубашку, чтобы их у меня не отняли. В день, когда должны были хоронить бабушку, в наш дом ввалилась пьяная орава комсомольцев. Они стали всюду шарить, требуя у отца денег. Отец им пояснил, что у нас уже всё отняли. Из съестного в доме оставалось всего килограмма два проса, которое мама собрала в амбаре на полу. Его рассыпали в первый день раскулачивания из прорвавшегося мешка, который тащили пьяные комсомольцы. Пока они рылись в доме, мама незаметно сунула в гроб, под голову мёртвой бабушки, наш последний мешочек с просом. Активисты, не найдя в доме денег, стали их искать в гробу у покойницы. Они нашли мешочек с просом и забрали его с собой». Стоимость имущества, заносимая в опись, очень часто при раскулачивании занижалась, это позволяло местным активистам затем продавать награбленное по цене, приближенной к рыночной, или занижать реальный доход колхоза, полученный после раскулачивания. Так, например, в 1930 г. в Донском округе стоимость лошади по описи составляла 3—10 руб., а реальная рыночная цена — 60—70 руб., коровы — 3—4 руб., а рыночная — 30—40 руб. и т.д. Для крестьян, сочувствовавших раскулаченным или сопротивлявшихся коллективизации, чьё материально-имущественное положение никак не позволяло их хозяйства считать «кулацкими», колхозным активом был придуман специальный ярлык: подкулачник. Как легко догадаться, подкулачником мог стать каждый крестьянин, если в отношении его лояльности советской власти и колхозному строительству существовали какие-то сомнения. Начальник ГПУ Украины Б.А.Балицкий в письме от 25 февраля 1930 г. на имя Г.К. Орджоникидзе писал, что при проведении раскулачивания в Николаевском округе некоторые коммунисты и комсомольцы отказывались от проведения раскулачивания, «а один комсомолец сошёл с ума при проведении этой операции». Прочитав сообщение, Орджоникидзе пометил: «Интересное письмо». Сталин написал сверху: «В архив». [attach=full]1832[/attach] [B]Единственная фотография Павлика Морозова. Посвящённый ему музей в дер. Герасимовка Тавдинского района станет музеем коллективизации и раскулачивания[/B] На узловых станциях мужиков, детей, женщин, стариков и старух грузили, словно скот, в товарные теплушки и отправляли в Среднюю Азию, Казахстан, Коми, на Урал, в Сибирь. Везли неделями без хлеба, пищи и воды, по приезде поселяли в голую степь и предлагали устраиваться как угодно. Работы, медицинской помощи, жилья, продуктов — ничего не было, раскулаченные умирали сотнями, особенно маленькие дети и старики. Так осуществлялся форменный геноцид, жертвой которого становилась самая трудолюбивая и крепкая часть крестьянства. Только к лету 1930 г. было ограблено и разорено более 320 тыс. крестьянских хозяйств, присвоено имущества на сумму более 400 млн руб. Кроме того, не менее 100 тыс. хозяйств «самораскулачились» — крестьянские семьи успели распродать, порой за бесценок, нажитое имущество и бежать от арестов и депортации в города и на стройки. За февраль—апрель 1930 г. насильственной депортации из мест своего проживания в отдалённые районы СССР подверглись почти 350 тыс. человек. Поскольку в постановлениях Политбюро не содержалось чёткого определения понятия «кулак», это обстоятельство привело к тому, что геноцид против крестьянства принял сразу же гораздо более широкие масштабы, чем это предусматривалось планами. В «кулаки», со всеми вытекающими последствиями, мог быть записан каждый крестьянин: кто хоть самый короткий срок использовал рабочую силу односельчан, не желал идти в колхоз, высказывал сомнения в его экономической эффективности, имел личные счёты с уполномоченными по хлебозаготовкам, односельчанами, представителями райисполкома или чем-то не угодил уполномоченному ОГПУ. Слово «кулак» превратилось в клеймо, означавшее одно: конфискацию имущества, разорение, полный слом прежнего быта, депортацию, бесконечные лишения и мытарства для детей и внуков, а может быть — концлагерь или расстрел. Расстрелы проводились по приговорам внесудебных органов — так называемых[I] троек [/I]из представителей ОГПУ, партийных и советских органов. Трупы закапывали в балках, оврагах, заброшенных колодцах и шахтах, часто небрежно. Иногда могильники вскрывались по весне и обнаруживались местными жителями, ничего не знавшими о судьбе арестованных односельчан. [/QUOTE]
Предпросмотр
Имя
Проверка
Ответить
Главная
Форумы
Пропаганда
История
Сталинская коллективизация
Сверху